Санди купила цветы и милый пустячок для дома, чтобы хорошо жилось на новом месте. Расцеловалась с Элен, с Сержем, одобрила квартиру — светлая, просторная, со старой не сравнить! Хотя, когда жили рядом, виделись чаще.
Вся компания была уже в сборе и обменивалась новостями. Санди с любовью смотрела на оживленную сияющую подругу — Элен похорошела. А какая хозяйка!
— Ты цветешь, — улыбаясь, сказала Санди.
— У меня потрясающая новость! Я жду ребенка!
Санди бросилась обнимать подругу, приговаривая между поцелуями:
— Поздравляю! Какая же ты молодчина!
— Да-а, чуть не забыла! — спохватилась Элен.
— Может, тебе будет интересно? Картина моего кузена Поля будет на выставке.
Лицо Санди стало таким напряженным, что Элен поняла: Поль безнадежно утонул в глубинах памяти и извлечь его оттуда почти невозможно.
— Помнишь, я летом давала тебе рукопись? Депрессия, провинция, помнишь?
Санди закивала: да, да, конечно, помню. Она уже совладала с собой и улыбалась.
— У него, похоже, опять какие-то неприятности. Но какие, понятия не имею. В общем, если любопытно, приходи. Открытие выставки завтра, в половине восьмого, в зале Сен-Мартен.
— Спасибо, Элен.
Что с Полем? Что? Неужели что-то плохое? — стучало у Санди в висках. Недаром все последние дни мне было так больно. Нет, на вернисаж я не пойду, схожу на выставку послезавтра и все пойму по картине. Если Полю плохо, я просто поеду в Валье, вот и все.
По дороге домой Санди не переставала повторять: все хорошо, Поль! Ты слышишь? Я с тобой. Все хорошо. Все очень хорошо!
Весь следующий день Санди старательно отвлекала себя работой: в издательстве добросовестно обсудила двадцать три пункта договора с начинающим автором, отговорила перезрелую примадонну от самоубийства из-за коварства постановщика и отправилась домой.
На следующий день все валилось у нее из рук и, промаявшись в офисе часа три, она побежала на выставку.
Вошла в зал и невольно оробела. Круги, кубы, цветовые пятна замельтешили перед глазами. Санди давно не бывала на выставках и успела забыть, что не любит современной живописи, не любит механистичности, гротеска, нарушенных пропорций — плодов искаженного стрессами сознания. Да и абстракций, пожалуй, тоже. Хотя иногда в них что-то есть. Что-то музыкальное.
И перед каждой картиной, которая ей не нравилась, Санди с невольным испугом думала: а что, если под ней стоит имя Поля Кремера? Что, если с ним действительно плохо? Если у него срыв? Все эти полотна казались ей интересным материалом для психолога. Если Поль тоже пишет такие картины, то его нельзя бросать ни в коем случае. Она будет с ним рядом. Они вместе будут выбираться из липкого тумана безнадежности, закомплексованности, амбиций. Она не отдаст его в лапы неврастении.
