К середине октября следующего года ситуация накалилась до предела. И вот тогда в жизни отчаявшейся Эльки возникла бабушка. Вечером, когда мать в очередной раз наорала на дочку за насланное на обидчика заикание и ушла на общую кухню готовить ужин, в дверь постучали. Зареванная Эля потащилась открывать. На пороге комнаты словно соткалась из мрака общежитского коридора высокая женщина в отороченном мехом плаще. В ушах, точно отблески северного сияния, горели крупными изумрудами серьги. Еще более ярким светом лучились раскосые восточные глаза незнакомки.
- Собирайся, Элеонора, мы уезжаем в Москву! - не здороваясь, заявила шикарная дама, презрительно оглядывая убогую обстановку общежитской двухкомнатной квартирки.
- Мама? - удивленно встал с дивана Эльки отец. - Как ты нас нашла? Ах, да, ты же все всегда знаешь, как я мог забыть? - он принял из рук женщины кожаный портфель и помог снять плащ.
- Нам следует поговорить, сын. И с тобой, Марина, тоже, - обернулась она к вернувшейся с общей кухни невестке.
Девочка украдкой разглядывала новоиспеченную бабушку. Та оказалась тонкая, не тощая, а скорее спортивная. Властная, стремительная в движениях и словах. Красивое аристократическое лицо обрамляли вьющиеся волосы чуть ниже плеч - толи седые, толи очень светлые - в желтом свете плафона не разобрать. Черный строгий костюм сидел по фигуре, стрелки на брюках были отглажены идеально. Ботинки на высочайшей шпильке, что совсем удивительно в ее возрасте. Посреди комнатки армейского общежития возвышалась не рядовая бабушка, а, скорее, элегантно стареющая кинозвезда.
Элька удивленно наблюдала за растерянными лицами родителей. Кто эта женщина? Почему о ней никто ничего не говорил? Отчего отец, непререкаемый авторитет, сейчас понуро кивает головой на ее слова, послушно идет следом во вторую комнату и плотно прикрывает за собой дверь?
- Максим, Марина, - начала свою речь гостья.
Эльке даже не пришлось прислушиваться. Тонкие перегородки и полая фанерная дверь не делали секрета из беседы.
- Вы понимаете - девочке здесь не место, - голос женщины приказывал. - Ты, - Эля поняла - бабуля обращалась к сыну, - отказался от обучения, по глупости растратил свой Дар. Я понимаю, ты гордый, желал всего добиться самостоятельно. Захотел летать - полетел. Я не стала мешать, отошла в сторону. Но дочку твою я загубить не дам. До меня дошли слухи - какая здесь учеба.
- Мама, - начал, было, отец.
- Тихо, Максим. С тобой мы все решили давно. У тебя своя жизнь, у меня своя. Пока ты добиваешься генеральских пагонов, чтобы выйти на пенсию прапорщиком, - по голосу было слышно, она усмехается, - поразмысли - какое будущее ты уготовал дочери? Что она знает? Не из наших искусств, из рядовой школьной программы? Ты смотрел ее оценки в четвертях? А я только что из школы. Все документы на перевод в Москву у меня. Не спорь! - одернула она попытавшуюся возражать мать. - Ей там будет лучше. Годик-другой поучится как следует, а там видно будет…
