В общем, все прямым текстом объяснил. Но ведь не убивал Сережка. Не в чем ему каяться и признаваться. А следователь на побережье зачастил. Подозревал Ежик, что не служебным рвением частота его визитов объясняется. А внезапно открывшейся возможностью на творческую телевизионную кухню поглазеть. Служитель закона уже и у Барчука успел автограф выклянчить, и с визажисткой Ангелиной подружиться, и со многими девчонками по пляжу под ручку прогуляться, и у Марфы Король поинтересоваться, не нужны ли в ее шоу толковые юристы. Ушлый следователь и искусством интересующийся. А последние три дня он на беду Сергея и вовсе в пансионате поселился. Мол, так ему удобнее следствие вести. Администратору ничего не оставалось, как номер ему выделить. И теперь, как только заканчиваются репетиции и съемки, он Сергея на допрос вызывает. Или сам к нему заявляется. И ведь все ему Сережа уже рассказал. Так нет же, следователь по новому кругу начинает спрашивать. А что он может нового поведать? Ничего. Потому что поведал все, что мог и как на духу.
Время близилось к полуночи, и Сергей облегченно перевел дух — сегодня следователь Игорь Николаевич Мушкин про него явно забыл. Или занялся другими версиями, помечтал Ежик. «Помечтал», потому что других версий у Мушкина в принципе не имелось. Хотя должны были бы. Если он следователь, а не с крыши уроненный придурок. Даже у Сережки они имелись, а ведь он следственному делу не обучался. Вот взять хотя бы мотив преступления. По какой причине могли убить Веню Молочника? Игорь Николаевич уверен: мотив — ревность Сережи-Ежика. Мол, Сережа влюблен в Глорию Кошелкину, а та с Молочником очень часто в его кабинете уединялась. Вот Ежик и не выдержал, решил конкурента устранить. Чушь и больше ничего! Во-первых, если бы между Молочником и Глорией что-то было, а Сережке это не нравилось бы, решать проблему конкуренции с помощью отстрела глупо. От того, что твой удачливый соперник помрет, девушка к тебе на шею не бросится. Сердцу не прикажешь, любимого она и мертвого будет любить, а нелюбимых живых все равно за версту будет обходить. Правда, Мушкин утверждает, что никаких-таких рассуждений в голове у Сергея не было, а было сплошное состояние аффекта — злился он на соперника, со зла, мол, и выстрелил. «А пистолет? — возражал Сережа. — По вашему выходит, что я его все время с собой таскал, а в определенный момент вошел в состояние аффекта, а пистолет-то и пригодился. Нет, если бы я на Веню разозлился сильно, я бы его стулом ударил. Или монитором компьютерным. А скорее всего, компьютер расколотил бы вдребезги, а его бы не тронул. Вы представляете, что значит хорошую машину расколотить? Это же хуже смерти! А машина у Вени была хорошая». Но Мушкин своих позиций сдавать никак не хотел. Хотя Сережа подумал на досуге и решил: если он так на любовь и ревность напирает, то почему он не подозревает Марфу Король? Только потому, что она главный продюсер, а Сережа Петров — никто и звать никак? Ведь Марфе тоже могли не нравиться встречи супруга с Кошелкиной, и захоти она, могла бы пристрелить обоих. И никак не объяснить следователю, что и он, Сережка, и Марфа прекрасно знали, что у Вени с Глорией чисто духовный контакт на почве поэзии, и ревновать к этому глупо и уж тем более глупо убивать за это.
