Оставшиеся строки исчезли за пеленой слез, омрачивших глаза несчастного Эрнста против его воли. Он оказался в положении человека, у которого судьба похитила цель жизни и который, пробудившись из розового сна, обнаружил себя в пустыне отчаяния. Упав душой, он закрыл лицо руками и потоками слез оплакал свою судьбу, за один миг отобравшую все, во имя чего он собирался жить и творить. Подвергнуть сомнению искренность мадам, приславшей письмо, ему даже не пришло в голову. Он, считавший себя знатоком сердца и души Амелии, даже не усомнился в возможности того, что в его отсутствие она и в самом деле могла так быстро перемениться в своих чувствах. Зная ее кротость и простодушие, он не удивился, что она оказалась не в состоянии противостоять искусству обольщения, которым в совершенстве владел полковник. Он проклинал себя за то, что во имя обещания, данного когда-то ее отцу, он на такое долгое время разлучился с ней, и вспоминал со страстным гневом те увещевания и дружеские советы, посредством которых мадам Дюранси укрепляла его в роковом решении. Впрочем, он и прежде отдавал себе отчет, что полковник избрал Амелию своей жертвой. Если тогда его искусства не хватило даже для того, чтобы смутить ее чувства, то при иных обстоятельствах – и Эрнст это осознавал – столь искушенный и видный охотник на женщин вполне мог вскружить голову юной девушке.
В тот момент Эрнст не придал открытому им обстоятельству большого значения, более того, в душе торжествовал над неудачной попыткой признанного ловеласа воспользоваться его именем для достижения цели. Но колесо Фортуны повернулось, и он сам предоставил беззащитную Амелию в руки соперника и соблазнителя. Он бросал себе самые страшные упреки, что вовремя не осознал опасности, которой нежное и нуждающееся в любви создание подвергалось со стороны человека, не способного испытывать по отношению к женщине ни уважения, ни подлинной симпатии. Безусловно, де Ровер только лицемерил, изображая свои чувства, чтобы тем вернее совратить ее. Эрнст содрогнулся при мысли, что увидит милое и добродетельное существо, каким он знал Амелию, в руках интригана и развратника, для которого особой пряностью в чреде его удовольствий была бы сама возможность погубить ее. Эрнст был не настолько далек от сего мира, чтобы не знать, что ничто так не подвержено искушению зла, как природная добродетель, которой была в избытке наделена Амелия. Больше всего Эрнсту хотелось вырвать ее из когтей человека, который не мог принести ей ничего хорошего, но рассудок подсказывал юноше, что в любом случае слишком поздно. Даже если бы ему удалось при ближайшей возможности уплыть во Францию, Амелия была бы к тому времени уже давно связана с человеком, который стал ее роком, знала она об этом или нет.
