— Ерунда, ничего страшного.
— Ну конечно, мальчики не плачут! — сморщив носик, поддразнила его Саншайн.
— Если я скажу: да, было очень больно — тебе это больше понравится?
— Всем нам иногда бывает больно. И нет ничего дурного в том, чтобы в этом признаться.
— Милая моя, — мягко ответил он. — Я не чувствую боли. Никогда.
Она взглянула на него с удивлением:
— Правда? Совсем-совсем?
Тейлон медленно покачал головой. Правда в том, что он не позволял себе чувствовать — ни боли, ни страдания, ни скорби по утраченной жизни. Просто не осмеливался. Прошло уже много столетий, но боль по-прежнему может его уничтожить.
— Боль иссушает и утомляет ум. Это пустая трата времени и энергии.
— Но без боли нет и радости. Миром правит равновесие: кто отказывается от одной стороны жизни — утрачивает и другую.
любопытная философия. Особенно если учесть, что и прекрасная мыслительница, и ее слушатель сидят на кровати голышом.
— Ты всегда философствуешь перед тем, как мужчиной в постель?
Она игриво куснула его за плечо.
— Не всегда. Мужчины обычно против... почему-то.
Он скользнул взглядом по ее груди.
— Кажется, я знаю, что мешает им сосредоточиться.
Он наклонился, припал к ее соску, вобрал в рот. Саншайн застонала и откинулась на кровать, потянув его за собой.
Тейлон шумно вздохнул, чувствуя, как набухает сосок под его языком. Провел рукой по изгибу ее бедра, раздвинул ноги, скользнул внутрь — сквозь влажные заросли спутанных кудряшек пробрался к той части ее тела, которую так жаждал.
Саншайн вздрогнула всем телом и громко застонала, когда, осторожно раздвинув нежные складочки, он нащупал между ними щель. Да, он хочет в нее войти! Хочет увидеть, как, охваченная страстью, Саншайн откидывает голову на подушку; он хочет услышать, как в момент оргазма она выкрикивает его имя.
Прижав его голову к своей груди, Саншайн шире раздвинула ноги. Пусть входит, о, скорее, пусть делает с ней что хочет! Она стонала и извивалась, пока он гладил ее нежные губы, — и громко вскрикнула, когда пальцы его скользнули внутрь.
Тело ее, казалось, таяло, растворялось в наслаждении, превращалось в один большой костер желания. Никогда ни одного мужчину она не хотела так, как Тейлона! Любая близость казалась ей недостаточной — больше всего она хотела бы слиться с ним в единое существо.
Не в силах ждать, она опустила руку и, нащупав его орудие, направила его в себя.
Стон его слился с ее стоном.
Саншайн выгнула спину, впуская его глубже. Какой же он горячий, твердый, как он заполняет ее пустоту! Ее нельзя назвать неопытной, — но такое наслаждение открывается ей впервые в жизни.
