В продолжение трех дней Бернар был счастлив, на четвертый он встал рано, с чувством тревоги и нетерпения.
В восемь часов почтальон подал ему письмо от Антуана.
«Не везет нам, старина, достаточно было тебе уехать, как у нас начались неприятности. Все по поводу дороговизны. Несколько мастерских протестовали вчера уже и против новой заработной платы. Когда прохожу по заводу, вижу только одни недовольные лица. Демар сказал мне, что даже такие славные типы, как Гертемат яростно ему жаловались. А самое худшее, что я обещал Франсуазе проехаться с нею на праздники и это совершенно невозможно теперь. Призрак стачки на горизонте, и дед ничего и слышать не хочет о нашем отъезде, бедная Франсуаза очень огорчена. Какая гадость жизнь! Не вздумай сокращать своих каникул, но мы будем очень рады, когда ты вернешься».
Он положил письмо в карман и стал ходить взад и вперед по дороге — от гостиницы до начала деревни. «Я хожу как зверь в клетке, — сказал он про себя. — Как несносно быть так далеко! Может быть, поговорив с Гертематом и Рикаром, он сумел бы создать другое настроение среди рабочих. Его слушали более охотно, чем Антуана. На это не было никакой особой причины, но это было так… Что же делать, когда находишься далеко? Сидеть на пляже у ног женщины…» Он с тоской посмотрел на красивый баскский пейзаж, сплошь зеленые долины. У него появилось ощущение, будто была в нем какая-то скрытая пружина, которая тщетно хотела ослабиться. Он потянулся, зевнул и посмотрел на часы: было всего только десять.
Когда он наконец смог позвонить Симоне и она сошла к нему, он почувствовал себя несколько лучше. На ней было розовое платье с маленьким белым воротником «квакер» и белыми же обшлагами, пояс тоже белый, кожаный. «Но как она хороша, — подумал Бернар, побежденный, — и что-то в ней есть — такое четкое, сильное…»
Он пошел вывести из гаража небольшой автомобиль. Управлять изменениями скорости доставляло ему большое методическое удовольствие.
Едва только он растянулся на горячем песке, как вновь стал думать о заводе. «Это любопытно, у меня опять те же переживания, как и во время войны: я в отпуску в Париже, я приятно провел вечер, вышел на улицу и купил газету, где прочитал официальное сообщение, что в нашем секторе плохие дела, и вот весь вечер отравлен. Главное, необходимо поговорить с Ланглуа, их секретарем… Ему можно бы доказать…»
— Да… — сказал он совсем громко, рассеянно, в ответ на какой-то вопрос Симоны, которого он не расслышал.
