— Всех их перебить надо было. А тебе что, их жаль?
— Тш! — испуганно шикнул на него бай Анани и бросил быстрый взгляд на входную дверь.
— Горублянцев жалко, учитель. Худо им придется, — сказал старый шоп и сокрушенно покачал головой; за ним закивали и Стойно, и до тех пор молчавший третий крестьянин. — Эти жандармы, которых мы встретили утром, еще затемно, — куда они ехали, как думаешь? И зачем они ехали?
Андреа молчал. С его глаз словно упала завеса, и он увидел все происшедшее в обычной жестокой последовательности. Черкесы нападают на село, крестьяне обороняются, но виноваты, конечно, те, на кого напали. И что теперь будет? Он оглядел мрачные, расстроенные лица сидевших за столом. Да, что же будет? В глазах всех он прочитал: то, что бывало всегда, когда райя>[16] осмеливалась поднять руку, чтобы защититься от лютых османов.
— Братья! — с чувством сказал Андреа. От волнения ему изменил голос. Он поднял кружку и жадно отпил несколько глотков. — Слушайте, близок их конец...
— Близок-то близок, да его не видать, — сказал со вздохом бай Анани.
У него в Горублянах были родные — и кто знает, что с ними сталось? В полумраке низкой комнаты глаза Анани сухо блестели.
— В надежном месте узнал, бай Анани! Дед Христо, Герасим, слушайте!
— Говори, говори!
— Плевен окружен полностью! Русские взяли Дыбницы, Телиш. Русские в Ябланице, братья!
— В Ябланице? А где она, та Ябланица?
— За Этрополе! Я там бывал, — сказал бай Анани.
Андреа, воодушевляясь, принялся рассказывать обо всем, что узнал от Дяко: про войну, про их город, что он станет столицей, когда освободят страну. Он останавливался, отпивал из кружки, которую бай Анани снова доливал, и, встретив взгляды замерших от удивления людей, продолжал говорить еще горячей, еще убежденней, вкладывая в свой рассказ все свои чувства, отчего он делался еще увлекательней.
— Слухи о перемирии, о том, что Россия отведет войска за Дунай, — все это выдумки! Хитрая наживка для наивных людей, вот что! Чтобы отчаялись, чтобы опустили руки, не бунтовали...
— Стой! — прервал его бай Анани. — Да ведь ты же сам рассказывал нам про это!
— Про что?
— Про перемирие. Про переговоры. Про то, что Россия...
Андреа хотел было запротестовать, но вспомнил о собственном недавнем отчаянии, и щеки его вспыхнули.
— Тогда и я толком ничего не знал, братья, — промолвил он. — У англичан в миссии так говорили. Это была неправда.
— Дай бог, чтобы неправда.
— В нынешние времена где она, правда?
