В конце концов, миновав котловину между двумя буфетами, на которых поблескивали плоды киви и миниатюрные булочки с сосисками были сложены штабелями, словно новейшей конструкции боеприпасы, они достигли цели. Таковой оказался помпезный политикан в костюме с широкими меловыми полосками и в желтом жилете. Над выпуклым лбом его покоились эффектно прилизанные шоколадные волосы, лицо украшалось неуправляемыми бровями, которые могут позволить себе лишь люди, основательно укоренившиеся в Британском Истеблишменте.
— Дориан, — проворковала Филис, — это Дэвид Холл, член Парламента от Бекслихиз, он состоит в Комитете по жилищному строительству. Дэвид, это Дориан Грей, тот самый молодой человек, о котором я вам рассказывала, он помогает мне заносить все, что касается приюта, в компьютер… А это мой сын, — прибавила она, словно осененная запоздалой догадкой. И улетучилась, оставив после себя лишь смрад духов.
— Вы работаете в приюте бесплатно, мистер Грей? — выговор Холла был сочен, как фрукты на буфете.
— Дориан, прошу вас, — да, денег, чтобы платить мне, все равно не нашлось бы, но я в них и не нуждаюсь.
— И чем же вы занимаетесь?
— О, то одним, то другим, веду в компьютере списки клиентов, жертвователей и так далее. Немного вожусь кое с кем из постояльцев… некоторые занимаются искусством и я доставляю им нужные материалы.
— Вы собираетесь сделать на этом карьеру? — в голосе Холла проступило неверие. — На работе в социальной сфере?
— Не знаю — да нет, не думаю.
— Разумеется, такие люди необходимы, но я никогда не счел бы вас одним из них…
— То есть, вы хотите сказать, — вклинился в разговор Уоттон, — что, если человек чрезмерно сочувствует горестям людским, то и сам обращается в одну из них.
— П-простите? — пролепетал Холл.
То, что член парламента был ошарашен, Дориана не удивило, куда сильнее поразило его не вмешательство, но самый облик Уоттона. Тот чувствовал себя совершенно как рыба в воде — теплый румянец на лице, волосы опрятно уложены, манжеты поддернуты. Он был словно хамелеоном, принимающим защитную окраску респектабельности, всего лишь столкнувшись с нею лицом к лицу. «Говоря напрямик, — продолжал Уоттон, — я пытаюсь удержать Дориана от этой игры в человека из народа. Лицемерие не идет его натуре.»
— Вы считаете… — Холл оставил пробел, моливший, чтобы в него подставили имя.
— Уоттон.
— …мистер Уоттон, что заниматься любой филантропией можно лишь напоказ? Конечно, если выискивать в ней игру, взирать на нее циническим оком, она и становится только «игрой».
