– На этот раз прощаю, – сказал строго Ветлов и погрозил им пальцем. – Смотрите у меня! Больше не попадайтесь!
Моряк снова занял место водителя. Поехали.
– Этаких стрелков полон город. Пробуют все! Вчера один такой баловался с гранатой. Она и взорвалась. Убило мальца. Маленький, как эти. Смотреть невозможно! – вздохнул моряк глубоко, с надрывом. – Сколько этих чертей не учи, они все свое! Как об стенку… И что с ними делать, не знаю.
Слушая моряка, Александр Николаевич невольно вспоминал свою молодость. Он тоже был таким сорванцом. Город Термез на советско-афганской границе, беспокойный 1919 год. Ему едва исполнилось четырнадцать. И ростом не вышел. А как хотелось иметь оружие, быть настоящим бойцом! Вместе с дружком Серегой подались в пограничный отряд. Их поставили перед строем – ни насмешек, ни хихиканья. Разговор шел на полном серьезе. Мальчишки клялись, что хотят «защищать революцию, что без нее им жизни нет!» А чтобы убедить пограничников, Александр тогда и бухнул, что их, дескать, «рост и пацаньи физиономии есть чисто физический вид, а что на самом деле они оба с 1900 года рождения!» Одним махом прибавил пять лет себе и другу. От неожиданного такого демарша бывалые пограничники онемели. А потом как грохнут дружным хохотом! Серега толкает в бок, что, мол, перестарался, дурацкая твоя голова!
Но все вышло наоборот. Беззастенчивое вранье обернулось святой ложью и веским аргументом в пользу мальчишек. Собрание общим голосованием приняло их обоих в отряд.
И у Первушина начался длинный путь службы в рядах молодой Советской армии. Борьба с контрабандистами, с бандами басмачей на юге Средней Азии, служба на Дальнем Востоке, схватки с японскими самураями на реке Халхин-Гол в Монголии, командирские курсы. Потом короткая война с Польшей, освобождение и присоединение к Украине ее западных областей, короткая кровопролитная война с Финляндией и вот новая, с фашистской Германией. Война не за земли, а за жизнь на земле.
1
– Тебе понравился Киев? – спросила Лара. – Ты обещал рассказать.
– А ты сама была в Киеве?
– Нет, – ответила Лара. – Папа, когда еще был живой, обещал свозить. Но он умер, а тут война. Говорят, очень красивый город, правда?
– Не знаю, какой он красивый или нет, но радости там мало, – хмуро произнес Рудольф, видимо, не очень желая сейчас распространяться о своих впечатлениях, о том, что видел в Киеве.
Но Лара настояла, и он нехотя стал рассказывать.
– Перед поездкой, еще в Берлине, дядя потребовал, чтобы я дал твердое солдатское слово истинного арийца о том, что все то, что увижу в Польше и на Украине, никогда и никому не расскажу до самого смертного часа, до гробовой доски. Но и там, на том свете, буду молчать и держать язык на замке. Конечно, я дал генералу честное слово, поклялся честью арийца.
