Вот как Адриан смотрит на ту, которая для него важнее и прекраснее всех других. Его единственная роза… Черт бы побрал этого Экзюпери.
Сьюзен развернулась на каблуках: она не хотела, чтобы Адриан заметил, как в ее глазах вскипают злые слезы. Она рванулась в ложу — и налетела на Джеймса.
— Что такое, Сью? — Он придержал ее за плечи. У него были большие и жаркие ладони. Сильные. Руки настоящего мужчины.
Как ты там говорил, Эйд? Будет счастлива с кем-то другим? Хорошо. Стоит, пожалуй, начать прямо сегодня! Ты все же не единственный мужчина на свете, и очень скоро это поймешь!
— Ах, прости, Джеймс, я сама не своя. Не знаю, что такое… — Она отступила на шаг — так, чтобы он невольно погладил ее, а не просто опустил руки, и дала ему полюбоваться собой. Бросила быстрый взгляд из-под ресниц. — Пойдем? Сейчас уже погасят свет.
— Да-да.
Ей показалось или Джеймс смутился?
Впрочем, если это и было смущение, то длилось оно недолго. Сердце Сьюзен билось быстро — еще бы, столько эмоций: злость, обида, боль, мстительное наслаждение, азарт. Сьюзен ощущала, как напряжен Джеймс, и напряжен из-за нее. В темноте она чувствовала его скользящий взгляд на шее и на груди, и кожа становилась горячей под этим взглядом.
Это была игра с огнем — опасная, жгучая, сладостная.
Адриан сидел, как ледяная статуя. В какой-то момент Сьюзен почти забыла о его безмолвном и недвижном присутствии.
Тетя Маргарет нервничала — интересно, отчего? Из-за встречи с Анной? Или улавливала, что происходит сейчас между Сьюзен и Джеймсом.
Во время антракта Сьюзен и Джеймс гуляли по коридору. Она будто невзначай взяла его под руку, и он был не против. Она почти не слышала, что он ей говорил. Ее заботило только то, что он не остался равнодушен к ее чарам. Похоже, в нем начинает вскипать та самая страсть, о которой Сьюзен столько читала в сентиментальных романах. И ей это нравилось, на самом деле нравилось…
Адриан бросил на нее озабоченный взгляд, когда они вернулись в ложу, но ничего не сказал. Он выглядел очень мрачным, и эта мрачность усиливалась с каждой минутой. На Джеймса Адриан даже не смотрел. Впрочем, Джеймс тоже смотрел по большей части на Сьюзен.
На выходе из зала Джеймс положил Сьюзен руку на талию, прижал, может быть, чуточку сильнее, чем следовало. Ее бросило в жар. Она едва не потеряла равновесие. В ней боролись стыд и яростное желание, разбуженное этим жестом, вполне допустимым и таким откровенным одновременно.
— Джеймс… — Голос Адриана напоминал скрежет камня о камень.
