А еще это были слезы счастья, которое знакомо лишь тем, кто хоть раз испытал уверенность: он уже сделал то, ради чего пришел в этот мир.
— Спасибо, Господи, за то, что доверил это мне, — шептала Анна.
Она была сейчас благодарна всем на свете: и Дереку, который заставил книгу «уснуть» в ней и таким образом сделал более зрелой; Адриану, причинившему ей такую боль, от которой можно было спрятаться только в книге — «проснувшейся» книге. Анна спряталась — и не умерла, но почти воскресла. Вместе со своим романом. Она назвала его «Жизнь в облаках». И пусть критики ломают головы, почему в книге с таким названием так много боли, разрушения и смерти.
— Эйд, что-то ты совсем захандрил, — констатировала тетя Маргарет, аккуратно помешивая ложечкой чай.
Завтрак проходил в молчании и скуке. Может быть, этому способствовала пасмурная осенняя погода. Может быть, то, что Адриан и Джеймс совсем плохо ладили в последнее время.
Сьюзен шумно вздохнула и отправила в рот кусочек бисквита.
Тетя Маргарет очень рассчитывала, что присутствие Сьюзен подействует на Адриана благотворно и он перестанет заниматься всякими глупостями (просиживать часами в кофейне у Анны Бартон), а вернется к обычным делам — станет писать книгу, гулять с подругой, развлекать беседами любимую тетю.
Адриан, конечно, перестал бывать у Анны — судя по тому, что все время проводил, запершись в спальне, — но погрузился в мрачную апатию, и тетя Маргарет сомневалась, что он проводит эти тихие часы за компьютером.
Она подарила ему старинную печатную машинку. Антиквар клялся, что сам Сомерсет Моэм печатал на ней свои первые пьесы. Адриан этому писательскому подарку обрадовался лишь настолько, насколько требовали приличия. Похоже, труд по экзистенциальной философии переживал не лучшие времена.
Сьюзен ходила по дому потерянная и какая-то бледная. В октябре только пылкая взаимная влюбленность может заставить барышню расцвести. Похоже, Сьюзен в этом плане не повезло. Кроме всего прочего, в этой глуши некому было оценить ее безупречно подобранные наряды, и она очень скоро перестала переодеваться к чаю и к ужину и ходила по дому в одном платье — кажется, «Гуччи», с кожаным ремнем, который, как ни крути, идеально подчеркивал осиную талию.
— Что случилось? — для проформы спросила тетя Маргарет. Кто-кто, а она-то знала, что он ничего ей не скажет.
— Все в порядке, тетя, не волнуйся. Наверное, какая-то вялотекущая простуда, — устало проговорил Адриан. Воспаление чувств. Плюс острая аллергия на Джеймса.
