Она приготовила ему кофе карамельной, «скандинавской» обжарки со взбитыми сливками и тертым шоколадом. Сама пила чай с ромашкой и медом.
— А чем ты занимаешься, кроме того что совершаешь смотр владений вместе с тетушкой и бросаешься под колеса несчастным женщинам?
— Я пишу книгу по экзистенциальной философии Камю. Учу французский. Катаюсь на лошадях. Иногда хожу на заседания совета директоров.
— Директоров чего?
— Компании.
— А чем занимается таинственная компания?
— По-моему, совершеннейшими глупостями — делает деньги.
— Без этих денег ты не мог бы писать свою замечательную книгу и учить французский.
— Мог бы.
— Тебе бы приходилось каждое утро вставать и идти на работу, делать деньги самому, может, большие, а может — не очень, а по вечерам ты бы пытался просто набраться сил для следующего дня.
— И никакой духовной жизни?
— И никакой духовной жизни.
— Значит, ты так живешь?
— Отчасти.
— А в чем смысл? Чтобы не умереть с голоду?
— Знаешь, я ведь делаю людей немножко счастливее. Самую чуточку — но каждый день. И не каких-то далеких, чужих, почти что не существующих — а этих, знакомых, близких людей. Я готовлю для них кофе и пудинги, и я делаю это хорошо — по-настоящему хорошо, я дарю им простые радости, простые и ощутимые. Мне кажется, им большего не нужно… Почему ты так на меня смотришь? Что-то не так?
— Нет, все так. Наверное, у тебя все же хватает времени, чтобы додумать все мысли, которые приходят в голову. Не откладывая на выходные или отпуск.
— Тем более что отпуска у меня нет.
— Слышу гордость в твоем голосе. Волшебница будних дней.
— Ага.
— Все это хорошо… но если ты способна на большее? А мне почему-то кажется, что способна.
— Это только кажется, Эйд… Не слишком ли много философии для одного вечера?
— По-моему, в самый раз.
— Учти, я не хочу знать, что думал Камю по этому поводу.
— Боюсь, этого не знаю даже я. Кофе бесподобен.
— Рада, что тебе нравится.
Часы на стене, сделанные в виде какого-то экзотического цветка — и тоже из дерева, — мерно тикали. Анна предоставила им отсчитывать время и заставила замолчать внутренний хронометр — когда много готовишь, он становится едва ли не сверхточным. А точность сейчас ни к чему.
— О чем ты думаешь, Анна?
— О времени.
— И как складываются твои отношения со временем?
— Еще один философский вопрос?
— А почему бы и нет?
— Мои отношения с ним складываются… панибратски. Я люблю его тратить.
— Как?
— Вязать.
— Мне кажется, это слишком долго.
— И мне. Но это тоже волшебство: сначала была нить, а под твоими пальцами она превращается в полотно. Создаешь то, чего не было до тебя. Зримое и ощутимое. Здорово.
