— Как осмелилась эта паршивая девчонка так вести себя! — воскликнула она. Уже очень давно она не чувствовала себя такой оскорбленной по милости ее сына, такого не случалось даже из-за многочисленных стычек с Торризи. То, что Элена не приняла предложение от члена их семьи сразу, потребовав, чтобы все происходило по всем правилам светского этикета, явилось, по ее мнению, непозволительной дерзостью. Ведь к ней обращался человек знатного происхождения и намного старше ее. Расхаживая взад и вперед по огромной комнате, Аполина продолжала свой язвительный, полный упреков и обвинений монолог. Марко же, напротив, хранил молчание, хотя визгливые выкрики матери очень действовали ему на нервы.
— Стало быть, решено, Алессандро, — не терпящим возражений голосом вещала Аполина. — Эта невежда из Оспедале никогда не переступит порог этого дома. И моей невесткой станет Тереза. И другому не бывать.
И вот тогда взвился Марко, подобно разъяренному льву, обрушив на нее такой поток ругательств, который прежде ей слышать не доводилось.
— Замолкни, женщина! — заорал он и смахнул с горки на пол все бесценное собрание венецианского стекла, которое разлетелось вдребезги. Этот поступок сына в ее глазах был равносилен убийству. — Хватит с меня! Вы уже зашли в своих высказываниях слишком далеко! Хватит! Ни слова больше!
Она понимала: если бы она не была его матерью, он, наверное, тут же придушил бы ее. Даже Алессандро выступил вперед и стал между ними.
— Но ведь оскорблено имя Челано и ты сам! — стал оправдываться он.
— Вы просто ломитесь в открытую дверь! Никто вас не оскорблял и оскорблять не Собирается! — продолжал реветь Марко, не обращая внимания на брата-кардинала. — Элена — это девушка из Оспедале, а не какая-нибудь аристократка-наследница, выросшая в корыстолюбивом болоте, как мы все, и готовая продать себя кому угодно, лишь бы подороже! Это вас удивит, но я влюбился в Элену! Вы, может быть, даже и сами того не желая, заставили меня понять, что я лишь ее хочу взять в жены, и никого больше. А теперь, когда она требует, чтобы все было так, как полагается, это ведь вполне естественно для такой романтической натуры, как она, я понял, что будет значить для меня ее потеря, причем по вашей же милости. Я верю, что она способна изменить меня к лучшему. Ведь говорят же о раскаявшихся грешниках, и вам это известно. — Он стиснул зубы и на его скулах заиграли желваки. — И не вздумайте надо мной насмехаться, а то, боюсь, вам туго придется — я такое с вами сделаю, что ни мне, ни вам во сне не приснится, понятно? Вы же не хотите, чтобы я взбунтовался? Ведь я должен оставаться для вас любящим и преданным сыном, а когда женюсь, то наплевать на жену, лишь бы вас холил и лелеял.
