— Да он устал, — сказала она. — Того и гляди заснет.
— Господи, как я ему завидую, — пробормотал Адам. — Я бы и сам не прочь…
Рума знала, что муж с утра носился по встречам и что даже вечером ему не удастся расслабиться из-за ужина с очередным клиентом. Однако сочувствия к нему она почему-то не испытала.
— Не представляю себе жизни под одной крышей с отцом, — сказала она нарочито жестким тоном.
— Ну, так мы и не будем жить с ним под одной крышей.
— Но ведь он здесь, так?
— Ты думаешь, этим он тебе на что-то намекает?
— Да.
— Так спроси его об этом прямо!
— А вдруг он согласится?
— Если согласится, так переедет к нам.
— Ты думаешь, мне следует его спросить?
Она услышала, как Адам нетерпеливо выпустил воздух из легких.
— Мы это обсуждали миллион раз, детка. Он твой отец, Рум, понимаешь? Значит, тебе и решать.
Рума перевернула страницу книги Акаша и промолчала.
— Ладно, мне пора идти, — произнес Адам после секундного молчания. — Я скучаю без вас, ребятки.
— Мы тоже скучаем без тебя, — пробормотала Рума неискренне.
Она нажала на кнопку отбоя и резко положила трубку на тумбочку рядом с фотографией, на которой они с Адамом в день свадьбы разрезают многоярусный белый торт. Она не могла объяснить этого, но после смерти матери что-то в ее семейной жизни неуловимо изменилось. В первый раз за всю историю их отношений она почувствовала, что между ней и мужем вырастает стена, а ведь они были практически неразлучны с тех самых пор, как впервые встретились, и произошло это, когда она заканчивала юридический факультет, а он получал степень МВА. Что же случилось?
Может быть, она ревновала к тому, что его отец и мать были еще живы, в то время как она уже пережила смерть самого близкого ей человека? Она знала, что не права, но мысль о том, что в жизни родителей Адама со смертью мамы ничего не изменилось, была ей оскорбительна. Впервые она почувствовала, что они — разные люди и что у каждого — свой собственный жизненный путь. Конечно, она и сейчас переживала по поводу его отъездов, но ей все чаще казалось, что сидеть дома в одиночестве даже приятнее, чем видеть Адама, вечно нависающего над ней с озабоченным видом. Рума начала уставать даже оттого, что ей приходилось все время улыбаться мужу, как будто доказывая ему, что она все еще счастлива.
Десять лет назад ее мать готова была лечь на рельсы, лишь бы дочь не вышла замуж за американца. Сколько раз она твердила Руме, что Адам бросит ее, что в конце концов он все равно предпочтет ей американку. Мрачные предсказания матери не сбылись, но Рума частенько мысленно возвращалась к их разговорам, удивляясь собственному мужеству: ей пришлось продемонстрировать силу характера, которой она в себе и не подозревала, чтобы противостоять открытому гневу матери и молчаливому неодобрению отца, которое она воспринимала еще более болезненно. «Да ты просто стыдишься, что ты индуска! — в запале кричала ей мать. — Хочешь смыть свои пятна, да? В этом все дело!» Конечно, Рума знала, что отчасти сама виновата: она до последнего дня держала их отношения с Адамом в секрете от родителей. У нее и до Адама были романы с мужчинами-американцами, само собой разумеется, родители о них даже не подозревали. Поэтому мать впала в такую истерику, когда Рума объявила о своей помолвке — эта новость ее как обухом по голове ударила. С течением времени мама переменила свое мнение об Адаме, успела даже полюбить его, как родного сына, особенно после предательства Роми, который переплюнул выходку сестры и вообще сбежал за тридевять земель. Позже мама с таким же рвением защищала Адама, как когда-то боролась против него, и бывало, по часу болтала с ним по телефону, если Румы не было дома, посылала ему время от времени мейлы, даже играла с ним в «Эрудит» по интернету. Когда родители приезжали в гости, мать непременно брала с собой охлаждающий термос, набитый приготовленными ею, истекающими сиропом
