Осторожно ступая по готовому в любой момент обрушиться полу, Брестский подобрался к девочке и протянул к ней руки.
— Ну давай, малбя, иди ко мне…
Но «малбя», мертвой хваткой вцепившись в бортик кровати, словно не слышала и не видела его, и все рвала в тихом крике-хрипе свой рот.
Пришлось Диме самому отцеплять ее от кровати и брать на руки. Только тогда, почувствовав тепло его тела, девочка словно очнулась и обхватила Брестского за шею. «Ничего, маленькая… Видишь, как нам с тобой подфартило… Не боись…» — как мог нежно шептал он ей в закрытое золотистыми локонами ушко.
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался, хотя в районе крепости все еще слышался непрекращающийся гул. Когда Дима, осторожно ступая своими лакированными, правда, уже изрядно запыленными и поцарапанными в нескольких местах штиблетами, вышел из подъезда, стало светать. Улица казалась безлюдной. «Что ж с тобой теперь делать-то? Искать родственников или пока нести к своей марухе[1]? — подумал он, косясь на прижавшуюся к нему и щекотно сопящую в ухо малышку. — Нет, к ней, пожалуй, не стоит. И спросить-то, б…дь, не у кого!» Растерянно озираясь по сторонам, он не таясь пошел по улице, еще без определенной цели, лихорадочно соображая, что предпринять, пока вдруг не решил отнести девочку к своей матери. Пожалуй, лучшего места для малышки ему сегодня было не найти. Мать Димы жила в другом конце города, в Адамково.
Девочка то спала у него на плече тревожным дерганым сном, то плакала и звала маму.
— Погоди, маленькая. Сейчас все кончится, и тогда будем искать твою мамашу, — как мог успокаивал ее Дима.
Малышка испуганно смотрела на Брестского большими карими глазами и ненадолго замолкала…
Только в седьмом часу утра, пережидая бесконечные обстрелы и обходя завалы, Дима достиг своей цели. Ему оставалось лишь повернуть за угол большого кирпичного дома, в полуподвале которого располагалась знаменитая на весь район сапожная мастерская Арутюнянов, и вот он — мамин дом…
Какой-то сильно запыхавшийся мужчина в черной тужурке вдруг выскочил ему навстречу.
— Туда нельзя! Вернитесь! Там… — закричал он, пытаясь удержать Брестского. Но тот, ловко увернувшись и пробурчав что-то нечленораздельное и угрожающее, уже заворачивал за угол, ожидая увидеть на противоположной стороне улицы деревянный, знакомый до последнего бревнышка двухэтажный дом.
Завернул и тут же замер, потрясенный. Его словно хлестнули по глазам: дома не было. От неожиданности Дима даже зажмурился и с шумом выдохнул воздух… Дома не было! Дом, в котором прошло его лихое дворовое детство и куда он первым делом спешил после очередной отсидки; дом, в котором жила его старенькая, но еще очень бодрая мама, его дворовые друзья и одноногий точильщик ножей дядя Яша, вдруг превратился в груду изломанных взрывом бревен и щебня…
