— Усма здорова. Она спит в твоей избушке. Утром пойдет обратно. В Арвинте бертаймцы.
— А куда идешь ты?
— Туда же, куда и ты. В поселок. Там больные.
— Как ты меня вылечил?
— Своей кровью. — показываю прибор. — Шесть глотков. Но ты не глотала, пришлось вот этим, — показываю изуродованный прибор.
— В жилу? Нет, похоже в желудок. Интересно, никогда не думала о таком использовании. Твоя кровь убивает Серую Смерть? Ей что, можно лечить всё?
— Не знаю. Пока я не встречу новую болезнь, я не могу подобрать под нее лекарство.
— А как подобрать?
— Засунуть заразу в рот. Например, кровь больного. Анализ делается автоматически.
— Но... это же смерть!
— Необязательно. Большинство болезней мне не опасны.
— Но ты каждый раз рискуешь жизнью.
— А ты?
— Что я?
— Зачем ты пошла в поселок? У тебя не было ни одного шанса. Даже, если бы Усма была здорова.
— Может, удалось бы кого-то спасти...
— И ты говоришь меня про риск? По-моему, ты уже можешь встать.
Она поднимается.
— Куда пойдем?
— В поселок. Надо лечить.
— Всё равно не успеем. Туда еще день пути.
— Час. Я понесу тебя. Нужно подобрать дополнительные ингредиенты. Моей крови не хватит на всех. — вижу, что женщина не понимает и добавляю. — Двести человек — слишком много.
— Какие двести человек? — спрашивает она, — Арта ушла позавчера вечером. Две ночи и день. Они уже все умерли. Болезнь развивается слишком быстро.
Великий Йохад! Как же я не сообразил! Расчет выскакивает мгновенно.
— Быстро! Садись на спину! Дети еще живы!
Она подхватывает сумку. Дальнейший разговор уже на бегу. Объясняю ей особенности этой болезни. Наконец спрашиваю имя. Нохра. Ну хоть знаю, как обращаться. Мы врываемся в поселок. Носимся по домам, пытаясь успеть ко всем. И успеваем. Из тех пятидесяти, что были живы к нашему приходу, никто не умирает. Пятьдесят из двухсот. Никого старше девяти лет...
Приваливаюсь спиной к стене дома. Уже не ночь, но света пока мало. Вставать никакого желания. Даже пошевелиться нет сил. Кружится голова. Страшно болит рука. Нохра достает из сумки какие-то приспособления и пытается сшить мне артерию. Пришлось опять ее вскрывать: семь младенцев! Вирус их не брал, они были элементарно голодны. Теперь артерия отказывается зарастать, кровь всё сочится и сочится. А ее и так мало. Сколько я отдал? Четверть, треть? Больше, почти половину. Половина всей своей крови! Еще несколько человек — и мне не оклематься. У Нохры, наконец, получается, кровь перестает идти, зато в стенках сосуда нити из чужеродного материала. Неважно, когда восстановлюсь, вскрою и удалю лишнее.
