Дедушка сказал, что я могу выбросить это слово. Так я и сделал. Вокруг магазина обычно было много людей зимой или во время летнего «простоя». Летний простой приходился обычно на август. Это было то время года, в которое фермеры уже закончили сев и пять или шесть раз пропололи свои всходы, которые стали достаточно высокими, и теперь они «простаивали». То есть им не нужно было больше ни пахать, ни сеять, ни полоть, и пока посеянное не созреет, они отдыхали в ожидании сбора урожая.
Когда мы доставляли продукт и дедушка получал деньги, и я приносил мистеру Дженкинсу дрова и избавлял его от очередного старого леденца, мы с дедушкой всегда садились у магазина на корточки, прислонившись спинами к стене, и позволяли себе немного побездельничать.
Сегодня у дедушки в кармане было восемнадцать долларов… из которых я должен был получить по крайней мере дайм, когда мы вернемся домой. Он обычно покупал для бабушки сахар или кофе… иногда, если дела шли хорошо — немного пшеничной муки. А тут как раз выдалась довольно тяжелая, в смысле ремесла, неделя.
Пока мы сидели, я всегда истреблял старый леденец. Я любил это время.
Мы слушали, как люди говорят о всякой всячине. Некоторые говорили, что сейчас «депрессия», и из-за этого в городе Нью-Йорке много таких, которые прыгают из окон и простреливают себе головы. Дедушка ничего не говорил. Я тоже. Но мне дедушка сказал, что город Нью-Йорк битком набит людьми, у которых недостаточно земли, чтобы жить по-человечески, и, похоже, половина из них сходит от такой жизни с ума, чем и объясняется простреливанье голов и прыганье из окон.
Обычно кто-нибудь у магазина стриг волосы. Под навесом выставляли стул с прямой спинкой, и желающие постричься по очереди садились на стул и подставляли головы парикмахеру.
Другой человек, которого все называли Старик Барнетт, екал зубы. Очень мало кто умел «екать зубы» — это когда у кого-то плохой зуб, и его нужно вырвать.
Все любили смотреть на Старика Барнетта за работой, за еканьем зубов. Он сажал пациента, которому нужно было екнуть зуб, на стул. Потом он брал кусок проволоки и раскаливал на огне докрасна. Он тыкал проволокой в зуб, потом брал гвоздь, прикладывал к зубу и бил по гвоздю молотком особым, секретным способом. Ек! — и зуб выпрыгивал на землю. Он очень гордился своим ремеслом и заставлял всех отходить подальше, пока работал, чтобы никто не выведал секрет.
Однажды другой старик такого же возраста, что и Старик Барнетт, — его называли мистер Летт — пришел выдернуть плохой зуб. Старик Барнетт усадил мистера Летта на стул и раскалил свою проволоку. Он приставил проволоку к зубу мистера Летта, но мистер Летт приложил к проволоке язык. Он взревел как бык и лягнул Старика Барнетта в живот, отчего тот повалился на спину.
