Неделю назад я получила от него послание:
«Я еду к тебе, сестричка. Я принял решение обсудить с тобой наше будущее…»
Остальная часть письма Лу была недоговоренным признанием, словно кузен макал свою кисточку в бледную тушь. Скорописные идеограммы парят над строчками, как белые журавли в тумане. Бесконечное и загадочное письмо на длинном листке рисовой бумаги раздражает меня.
С неба все падает и падает снег, не давая нам упражняться. Мороз, холод и ветер прогнали нас с улицы, и мы сидим по комнатам, играя в карты.
Кажется, здесь, в деревне на севере Маньчжурии, китайцы никогда не моются, а чтобы защититься от холода, натирают тела рыбьим жиром. В казарме после наших многочисленных протестов соорудили кабину для мытья, перед которой выстраиваются в очередь солдаты и офицеры.
В воздухе стоит пар, стены сочатся влагой, на плите в огромном котле топится снег, и каждый зачерпывает свою порцию горячей воды из мятого жестяного ведра.
Я раздеваюсь, обмакиваю салфетку в мутную воду и обтираю тело. Рядом со мной образовался кружок: офицеры трут друг другу спины и обсуждают последние новости. Я подхожу ближе и узнаю человека, только что вступившего в разговор: капитан Мори, один из ветеранов, сражавшихся за независимость Маньчжурии.
Утренняя газета сообщает, что командующий Чжан Сюэлян взял Чан Кайши в заложники в Сиане,[4] где тот шесть лет находился в изгнании[5] вместе со своей армией. В обмен на свободу от генералиссимуса потребовали, чтобы Гоминьдан пошел на примирение с коммунистической партией во имя отвоевания Маньчжурии.
— Чжан Сюэлян — недостойный сын и юбочник, — издевается капитан Мори. — Наутро после восемнадцатого сентября тысяча девятьсот тридцать первого года, когда наша армия сомкнула кольцо вокруг Шэньяна, где находился его генеральный штаб, развратник бежал, даже не попытавшись оказать сопротивления. А Чан Кайши — записной лжец. Он не сдержит обещания. Этот человек обнимется с коммунистами — чтобы удобнее было душить.
— Никакая китайская армия не способна противостоять нам, — бросает реплику офицер, которому денщик старательно трет спину. — Гражданская война разрушила Китай. Наступит день — и мы завоюем весь его, как завоевали Корею.[6] Увидите, наша армия беспрепятственно пройдет вдоль железной дороги, соединяющей Южный и Северный Китай. Мы за три дня возьмем Пекин, через шесть — будем маршировать по улицам Нанкина, а через восемь заночуем в Гонконге, и перед нами откроются ворота Юго-Западной Азии.
