Рыбака положили в кубрике. Парень оказался терпеливый: потел тяжелым больным потом, но молчал. Лишь иногда покряхтывал или поскрипывал зубами. Когда катер отошел от поселка и развернулся на выход, Горев протиснулся в рубку к Мартынову. Внизу в кубрике чуть слышен был негромкий голос женщины: видать, успокаивала мужа.
— Что будем делать, старшина? Вокруг Ольгина острова, груженные, мы прокрутимся часа два. Помрет, чего доброго, наш. — Он кивнул под ноги, на люк в кубрик. — Через южную протоку я ходил один раз. Но в прилив, и негруженый. Прошли. А сейчас хрен ее знает. Может, рискнем?
— Рискнем… Ты рискнешь, а мне башку отвинтят. — Мартынов говорил, а катер почему-то начал медленно разворачиваться к южной протоке. — А с другой стороны, умрет человек — всю жизнь совесть будет мучить. Э, была не была, попробуем.
Еще задолго до буев мигалок, поставленных над камнями, сбавили ход до самого малого.
— Возьми поближе к острову, старшина. По-моему, мы где-то там проходили.
Катер покатился вправо, прошел рядом с подмигивающим буйком. Мартынов поставил ручку машинного телеграфа на «Стоп», и сразу же оглушила тишина. Черная, тревожная. Из нее на катер начала наваливаться высокая глыба Ольгиного острова. Мартынов переложил руль, и катер, еле слышно шелестя водой, вынырнул из-под глыбы. И Мартынов, и Горев стояли, вытянув шеи, плотно, широко расставив ноги. И все же толчок был неожиданным. Раздался глухой стук, катер дернулся и накренился на левый борт. Мартынов схватился за ручку телеграфа, но его остановил Горев:
— Погоди, кажись, проскочили. Дай маленький толчок.
Мотор заревел и тут же смолк. Звонко затенькала вдоль бортов вода. Первая мигалка осталась позади. Почти из-под ног Мартынова из кубрика выглянула женщина:
— Ну как, ребята? Не скоро еще?
Горев присел на корточки:
— Теперь скоро — одни булыжники переползли. Еще одни переползем — и дома. Как он-то?
— Все так же, плохо.
— Идите к нему. Все будет в порядке.
Катер безмолвно подкрадывался ко второй мигалке. Мартынов дернул ручку телеграфа, и вновь взревел мотор, но тут же смолк, и вновь за бортом, затенькав, побежала вода.
Случилось это, когда они прошли уже и вторую мигалку и когда Мартынов раскрыл было рот, чтобы произнести что-то вроде «пронесло» или «слава богу», он еще не успел подумать, что скажет. Под катером вдруг что-то мягко зашуршало, потом пронзительно заскребло, катер начал задирать нос, будто собрался лезть на гору, и замер на месте. Стало слышно, как поползли к корме бочки с селедкой.
