, но горестью этой обязан был природному невежеству, по причине которого не подозревал даже, что для здоровья ничего нет на свете пагубнее лени. Разве что табак, как будет явствовать из дальнейшего. Впрочем, теперь, когда пройдены триста лиг, причем большая часть — по таким дорогам, что и сам дьявол, даром, что козлоногий, идти бы отказался, сулейман едва ли заслуживает обвинения в лености. Может, и жил он в неге в бытность свою в Португалии, но ведь это теперь — что вода протекшая, но стоило лишь ему вступить на европейские дороги, как моментально открылись в нем источники энергии, о существовании коих он и сам не подозревал. Подобный феномен наблюдается достаточно часто у людей, из-за житейских обстоятельств — бедности или безработицы — вынужденных эмигрировать. Вялые и ко всему безразличные в том краю, где родились, обретают они ну просто в одночасье рвение столь рьяное, что буквально носом землю роют, что следует как раз понимать в смысле переносном, а не так, словно вселилась в них пресловутая, но так никем толком и не изученная землеройка. Не дожидаясь, пока в окрестностях пьяченцы будет наконец разбит лагерь, сулейман уже оказывается в объятиях слоновьего морфея. И укрытый плащом фриц с ним рядом храпит как божий праведник. Рано утром протрубил рожок. Дождь лил всю ночь, но сейчас небо чистое. Бог даст, не затянут его темнопепельные тучи, как случилось вчера. Ближайшая цель — город мантуя, расположенный уже в ломбардии и славный по многим причинам, не последняя из коих — некий шут при герцогском дворе, шут по имени риголетто, чьи при- и злоключения спустя сколько-то веков положит на музыку великий джузеппе верди. Караван не задержится в мантуе, чтобы осмотреть произведения искусства, коими изобилует она. Еще богаче ими верона, куда, пользуясь благоприятной погодой, приказал двигаться эрцгерцог и где по воле уильяма шекспира будет разворачиваться замечательная и печальная история ромео и джульетты,— и не потому приказал так максимилиан второй австрийский, что был любопытен до чужих любовей, а потому, что верона, не считая падуи,— последний важный пункт перед Венецией, и отсюда путь лежит теперь все выше, все круче к альпам, к холодному северу. По всему судя, венценосная чета уже свершала путешествия в прекрасный город дожей, куда, с другой стороны, четырем слоновьим тоннам проникнуть не так-то просто. Слон, видите ли, не такое животное, чтобы уместить его в гондоле, если они уже существовали в ту пору и, по крайней мере, имели тот же вид, что ныне,— высоко задранный нос, траурно-черный цвет, выделяющий их среди флотов всего мира, и, что уж совсем маловероятно,— распевающий на корме гондольер. Надо полагать, чету эрцгерцогов, решившую прокатиться по гран- канале, потом примет дож, но сулейман, кирасиры и все прочие останутся в падуе, обратясь лицом к базилике святого антония, который на самом деле — да будет восстановлена справедливость — из лиссабона, а не из падуи
