Если не считать не повлекшей за собой серьезных последствий драки, которая возникла меж солдатами — по трое с каждой стороны — на пути в вальядолид, сколько-нибудь значимых происшествий не случилось. В качестве жеста доброй воли и свидетельства своих мирных намерений португальский капитан уступил австрийцу право назначить порядок следования колонны, то есть отдал на его благоусмотрение возможность определять, кому за кем и перед кем идти, австриец же высказался с предельной простотой и ясностью: Мы — в голове, а прочие — как кому хочется или, раз уж у вас есть опыт, следуйте тем же порядком, каким шли из Лиссабона. Имелось два превосходных и сокрушительных довода в пользу именно такого построения, ибо австрийцы шли, в сущности говоря, по своей земле, а кроме того, пусть это и не было произнесено вслух, сыграло немаловажную роль то обстоятельство, что, если небо будет безоблачным, вот как, например, сейчас, царь-светило, покуда не достигнет зенита, ну, то есть по утрам, будет ударять своими лучами прямо в первую шеренгу, что с удивительным благоприятствованием скажется на блеске кирас. Что же касается повторения порядка следования, мы-то с вами знаем, что это дело невозможное, хотя бы уж потому, что тридцать работяг движутся по пути на Лиссабон с тем, чтобы в будущем, пусть покуда еще и отдаленном, пройти через неприступный и неизменно верный короне город порто. Да и бог с ними. И если остается в силе правило, что скорость каравана определяется скоростью самого тихоходного из его членов, то волы побредут вослед за конными латниками, а у тех появится, значит, возможность, как только захочется, переводить своих коней в галоп, чтобы любопытный народ, который выходит на обочины поглазеть на процессию, не спутал олью с паэльей, и сии испанские кушанья употреблены — не в пищу, но в потоке нашего повествования — не красного словца для, но того ради, чтобы показать, что мы шагаем уже по кастилии и что нам, значит, не вовсе невнятен смысл понятия местный колорит. Ну или, иначе говоря, одно дело — кавалерийские кони, несущие на спине позлащенных солнцем латников, коих с полным правом будем отныне именовать кирасирами, и другое, совершенно то есть другое,— две упряжки тощих волов, что тянут воз с поильным чаном и сколькими-то мешками фуража для слона, который вдет следом с погонщиком на загривке. А вот за слоном подвигается подразделение португальской кавалерии, до сей поры не прекратившей пыжиться от гордости за свою отвагу, проявленную вчера вечером, когда собственными телами перекрыли вход в замок. И сколько бы лет ни прошло, ни один солдат не позабудет ту минуту, когда, посетив слона, австрияк приказал своему сержанту разбить бивак здесь же, на площади: Всего ведь на одну ночь, добавил он, словно бы оправдываясь, под сенью нескольких дубов, которые в силу своего почтенного возраста видели хоть и немало, но все же в первый раз наблюдали солдат, расположившихся под открытым небом, когда рядом — замок, а там места хватит для трех пехотных дивизий, причем каждая будет со своим оркестром. Полнейшая победа над злонамеренными и ни с чем не сообразными притязаниями австрийцев была еще и чрезвычайно редкой в подобных обстоятельствах победой здравого смысла, поскольку в оны дни под стенами кастело-родриго крови проливалось, конечно, немало, но все же любая война между португалией и австрией была бы не только абсурдна, но и неосуществима, разве что обе державы арендовали бы у франции, скажем, кусок территории, чтоб было где развернуть свои войска да провести сражения. Ну, короче говоря, все хорошо, что хорошо кончается.
