-- Тут только надо кое-что исправить, и будет как надо, - довольно говорила она при этом сама с собой.
-- Да, там действительно слова "Так давай по маленькой хлебнем" можно заменить на фразу "Так давай за дружеским столом".
-- И это тоже поменяем, - согласилась Ландышева, продолжая чиркать карандашом.
Я закрыл глаза, и стал потихоньку засыпать.
-- Еще упоминание о "Лейке" выкинем. - донеслось до меня сквозь сон. Видимо, редактировать стихи было для сержанта внове, и она повторяла свои мысли вслух.
-- А зачем "Лейку" выкидывать? - спросил я. - Как же корреспондентам без фотоаппарата?
- Вы спите, спите, товарищ Соколов, а я пойду в коридоре поработаю.
Когда Ландышева выходила, я расслышал, как она бормотала себе под нос:
- Ну как же, корреспонденты. Они же там все литераторы. Поэты, видите ли. Вот пусть сами про себя стихи и сочиняют.
Старинов задрал голову вверх, сдвинув панамку на лоб, и удивленно спросил. - Это еще что такое?
В коротких шортах и в панамке полковник походил на обычного туриста, прибывшего в тропическую страну на отдых. Но сейчас маска беззаботного путешественника, которую полковник все время носил, исчезла, и он снова превратился в грозного диверсанта.
Из группы подрывников, которым было поручено минирование плотины гатунского водослива[2], вышел самый старший из них - знаменитый революционер, и не менее знаменитый художник Давид Альфаро Сикейрос.
-- Бутылка, товарищ Рудольфе, - пояснил он, хотя это было и так очевидно. Огромный, двенадцатиметровый плакат с профессионально нарисованной запотевшей бутылкой и призывом пить только это пиво.
-- Вижу, что не статуя Мухиной. Что это, мать твою, за художественная самодеятельность? - Негодующий Старинов перешел на родной "богатый и могучий", чтобы полнее выразить обуревавшие его чувства.
Обескураженный его негодованием, Сикейрос смутился и попытался возразить - Ну зачем же сразу ругаться, товарищ Рудольфе. К тому же вы все-таки разговариваете с равным по званию.
-- Ну да, неудивительно, что имея таких вот полковников, республиканская Испания проиграла войну. Ну ничего нельзя вам доверить. В Троцкого вы с вашей группой стреляли практически в упор, и то не смогли попасть.
-- Это так, но ребята были неопытные и немножко выпили текилы для храбрости,
-- А вы, товарищ Фелипе, куда смотрели, - повернулся Старинов к Григулявичусу - очень смуглому человеку лет тридцати, совершенно не похожему на прибалта, спокойно смотревшему на происходящее холодными глазами.
