Сейчас я нахожусь в хирургическом полевом подвижном госпитале N571, расположенном в селе Селижарово. Это примерно километрах в семидесяти к востоку от Андреаполя. Сам госпиталь развернут в нескольких зданиях, включая обычные избы местных жителей. Начальник госпиталя предлагал выделить мне отдельный домик, но представители госбезопасности потребовали, чтобы я находился поближе к врачам, поэтому медперсоналу пришлось потесниться. Помещение, в котором меня разместили, использовалось раньше в качестве склада, и не успело пропахнуть неприятными запахами, характерными для палат военного госпиталя.
Рацион питания по фронтовым меркам был просто роскошным. Кроме супчика, который приносили два раза в день, и наваристой каши, еще полагались компот, печенье, яблоки и даже апельсины, которые я тут совершенно не ожидал увидеть. Причем, прохаживаясь по коридору, и заглядывая в командирские палаты, которые размещались в этом крыле, я заметил, что цитрусовыми баловали не только меня, но и других офицеров.
Поначалу я немного опасался, что раненые начнут на меня косо смотреть за то, что мне одному выделили целую комнату. Насколько я помнил, в начале войны еще не было практики отдельных "гвардейских" или "геройских" палат. Но к счастью, все восприняли это как должное, тем более, что после окончания немецкого наступления поток раненых уже схлынул. Многих из них уже отправили в тыловые госпитали, и места здесь хватало. Вопросов "почему" и "зачем" никто не задавал. Раз ко мне приставили сержанта госбезопасности, неотлучно следовавшую за мной везде, за исключением разве что туалета, значит, имеют место секреты, которые посторонним знать не положено.
С сержантом, которую звали Наташа Ландышева, мы быстро подружились. Называть ее по имени я, правда, не решался, все-таки она была при исполнении, и предпочитал говорить "товарищ Ландышева", тем более что фамилия у нее такая красивая. Раньше я и не задумывался, сколько новых оттенков в общении помогает выразить воинское звание, присвоенное девушке-военнослужащему. Если сказать "товарищ сержант госбезопасности", это будет звучать очень официально, и даже грозно. А вот если с ней поругаться, то можно назвать ее "товарищ сержант", или даже просто "сержант", чтобы дать понять свое неудовольствие.
К счастью, мне с ней ссориться ни разу не пришлось. Мы только однажды немного поспорили, когда я попросил принести полевой устав "ПУ-41". До сих пор, пока я находился в действующей армии, меня больше интересовали наставления по фортификации. Но теперь, когда появилось свободное время, можно было приступить и к тщательному изучению уставов. Все необходимые книги Ландышева обычно быстро доставала, но на этот раз вернулась ни с чем, заявив, что такого устава не существует. Но я точно знал, что после обобщения опыта, полученного в Финской войне, а также по итогам военных действий в Западной Европе, был разработан новый устав. И случилось это как раз в сорок первом году. Отчаявшись убедить упрямую сержантшу, я уже засомневался, в ту ли реальность попал, пока наконец она не получила от своего руководства подробные разъяснения. Оказывается, я был прав, но не совсем. Перед самой войной была подготовлена новая редакция устава, которую назвали "ПУ-39 в ред. 41". Ее должны были утвердить двадцать пятого июня, но естественно, после начала войны уже было не до этого, хотя все-таки было отпечатано и отправлено в войска небольшое количество экземпляров.
