Но мы, конечно, не обратили внимания и пошли в гору, на Монмартр, — всё-таки он бывший директор горного департамента!
Так-то, душа Тряпичкин. Вот какие дела делаем. Собираюсь для пользы отечества адрес-календарь всех парижских кокоток составить, с указанием, в каких ресторанах бывают и prix-fix'ы.[14]
И вообрази, русские-то, хороши, не понимают. Встретил тут одного, рассказал проект, — говорит:
— Что ж вы такое? Международный «устроители знакомства» какой-то!
Я думаю, что он нигилист. Наверное, нигилист! Надо будет про него написать, что нигилист.
Твой друг Jean de-Хлестаков.
С подлинным верно.
«Le beau et celèbre»[15] г. Скальковский напечатал в свойственной ему газете корреспонденцию об открытии памятника Поль де Коку.
Г. Скальковский спешит давать материалы своему будущему биографу.
С очаровательной откровенностью артистки из «Альказара» он обнаруживает перед публикой свои интимнейшие подробности.
Он рассказывает характерные вещи.
Представьте себе, что когда г. Скальковский был ещё студентом, профессор, оказывается, кричал на него:
— Зарезал, разбойник!
Вон ещё когда!..
Г. Скальковский, по его словам, воспитан на Поль де Коке и счёл долгом присутствовать на открытии памятника писателю.
Это очень благородно с его стороны.
Г. Скальковский всегда был благородным человеком и знал, что такое уважение к мёртвым.
К тому же и картина: «Скальковский у памятника Поль де Кока» — недурной жанр.
Это стоит дон-Карлоса у гробницы Карла Великого.
Г. Скальковский описывает очень трогательно открытие памятника.
Но, к сожалению, пишет не всё.
Один мой парижский приятель описывает мне то, о чём умолчал даже г. Скальковский.
Финал торжества.
Речи были сказаны, памятник открыт. Присутствующие ушли на банкет по 6 франков.
Г. Скальковский остался у памятника один.
Воскрешая в душе своей пикантнейшие места из романов Поль де Кока.
Он любит поминать мёртвых.
В душе его воскресал «Le cocu»[16], всплывал «Le mauvais sujet»[17], проплывали «Магазинные барышни», «Молодая девушка с пятого этажа», «Девочка, которую долго считали за мальчика».
Так волновалась душа его.
Как вдруг памятник зашевелился.
Бронза стала тёплой, стала оживать, оживать.
В глазных впадинах затеплились весёлые и живые глаза.
Тёмный бронзовый загар сбежал со щёк, они стали бледными, слегка розовыми.
Губы раскрылись, грудь поднялась и вдохнула воздух.
Поль де Кок опёрся руками и с трудом, немножко кряхтя, немножко охая, вышел из пьедестала.
