Тогда у публики настоящий литературный праздник.
— А? что!!!
И всякого, кто оступится, кто сорвётся, скатится вниз, истерзанный, окровавленный, толпа встречает улюлюканьем, свистом, ругательствами, травлей.
Словно он совершил великое преступление тем, что хотел приблизиться к тебе, великая, святая мачеха-Литература.
А те, кто взобрался наверх? А те, кто мужественно прошёл полпути?
Толпа говорит:
— Что ж! Они и должны. На то у них и талант!
Мрачно, сурово и сумрачно в лагере твоём.
Только стоны раненых слышны оттуда.
Ни труб ни литавр в честь победителей.
Это было несправедливо, прекрасная королева!
Добрая и светлая, ты ясными очами взглянула на старых закалённых бойцов.
— Хочу, чтоб было светло и радостно в чертоге моем!
Пусть не одни пораженья оглашаются печальным и протяжным звуком труб. Пусть празднуются и победы.
Не одни печальные тризны над могилами павших. Пусть пенятся кубки в честь живых, в честь победителей.
И среди своих приближённых ты выбрала старого воина.
Закалённого в боях, покрытого ранами. Ранами покрывавшего многих.
Славного бойца, ходившего в далёкие страны и приводившего оттуда к нам толпы пленниц: прекрасные мысли с огненными глазами, убранные цветами стихи, полную красоты, грации, пластики прозу.
Отличного певца прекрасных песен.
И сказала ему владычица дум и сердец:
— Будь моим церемониймейстером. И пусть клики радости и веселья, клики победы несутся над лагерем моих воинов, моих бойцов.
И в лагере сумрачном и суровом закипели пиры в дни торжества, и зазвенело громкое смелое слово, и запел звучный, ликующий стих.
И эти клики мужество вливали в сердца бойцов.
И смелей и бодрей смотрели воины вперёд.
И после пира шли в бой, среди лязга мечей, вспоминая победные песни.
И сказала королева своему церемониймейстеру:
— Ты был из первых в бою и на пиру. Я хочу, чтобы вспомнили все битвы и пиры на пиру в честь тебя.
И кликнула клич среди бойцов.
И радостно откликнулись все.
И пиром весёлым и шумным почтили воина и певца, первого в боях и на пирах.
Моё первое знакомство с П. И. Вейнбергом
Моё первое знакомство с П. И. Вейнбергом, — ему минет скоро уже, вероятно, 25 лет.
Я был тогда издателем журнала, имевшего большой успех, очень распространённого, влиятельного.
Я был его редактором и почти единственным сотрудником.
Это трудно, — не правда ли?
Но трудность положения увеличивалась ещё тем, что я издавал… запрещённый журнал!
Это был журнал, выходивший в 4-м классе одной из московских гимназий. Он назывался, кажется, «Муха». А может быть и «Вселенная».
