— Стыда у тебя нет, Егор Иваныч! — укоряет его старуха Самохина.
— Привык над людьми издеваться! — подначивает Семен. — Ему наши слезы заместо лимонада.
Трубников, будто не слыша, продолжает энергично призывать слепца.
Видимо, слепцы ощутили какое-то беспокойство, пение оборвалось.
— Эй, дед, не видишь, что ль, тебя зовут! — орет Трубников.
— Креста на тебе нет! — возмущается Самохина — Нешто слепой может видеть?!
— А ему что слепой, что зрячий — лишь бы нрав свой показать! злобствует Семен.
— Сейчас он у меня прозреет. Иди ко мне, дед, а то хуже будет.
— Что можешь ты сделать убогому, солнечного света не зрящему? — вопрошает слепец, проводя пустым взором по небу и верхушкам деревьев, словно Трубников был скворцом.
— Собак спущу, разорву, как тюльку.
— За решетку сядешь, — спокойно отзывается старик.
— Не сяду. Я контуженный, мне все спишется.
— И правда, дедушка! — затараторили взволнованно, сочувственно женщины. — С ним лучше не связываться!..
— Спускай собак, — твердо говорит слепец.
— Мы все в свидетели пойдем, — подзуживает Семен.
— И спустил бы, — с улыбкой говорит Трубников. — Да старуху твою жалко. Эй, Алешка! — крикнул он племяннику. — Давай сюда…Свезем этих бродяг в район и сдадим в милицию. Ну, живо!
— Стой! — с тем же твердым достоинством говорит старик. — Иду, непотребный ты человек!
— Иди, иди, да только без посоха. И нечего бельмы таращить, ты мне глаза покажи. — И Трубников слезает с тарантаса.
Старик опускает свою косо задранную к небу голову, и под седыми нависшими бровями засияли два голубых озерца, два живых, острых, не поблекших с годами глаза. Он подал руку старухе и повел ее за собой, твердо и крепко ступая по земле лаптями.
Обманутые женщины принимаются поносить странников.
— Ловко нас Егор Иваныч поддел! — утирая старческую слезу, со смехом говорит старуха Самохина — А мы-то губы распустили!
— Дядь Сень, ну как, пойдешь в свидетели? — ехидно подзадоривает Егора Трубникова Мотя Постникова.
Семен со злобой глядит на женщин, затем медленно бредет прочь.
Трубников подсаживает стариков в латаный-перелатаный тарантас. В тарантас впряжен тоже старый, костлявый, с глубокими яминами над глазами, некогда каурый, а теперь грязно-желтый мерин Копчик.
— Давай в интендантство, — тихо говорит Трубников Алешке.
Поднатужившись, Копчик захромал по дороге.
«Выезд» подкатывает к длинному полусгнившему сараю. Возле сарая колхозники — среди них Надежда Петровна — складывают в штабеля брикеты назема.
