Прошел год, молодые супруги провели его так, как проводят медовый месяц.
Сабреташ опять приехал навестить их и был поражен, услышав, как поет и как играет на фортепьяно Вишенка. Нарисованные ею ландшафты привели его в восхищение, и, целуя ее в лоб, он сказал:
— Я всегда думал, что вы созданы для такой жизни.
Леон Дальбон был так счастлив, живя в поместье «Большие дубы», что даже не может решиться съездить в Париж по своим делам. Он просит Сабреташа похлопотать и устроить все вместо него, а старый воин, гордясь доверием к нему Леона, тщательно и толково выполняет возложенные на него поручения.
Но, говорят, счастье непродолжительно или что его нет на земле. Вернее всего, если оно существует на нашей планете, то часто перелетает с одного места на другое.
В один из летних дней Леон получил письмо, заставившее его сильно поморщиться.
— Тебя уведомляют о чем-нибудь очень неприятном? — спросила Вишенка, смотря на мужа.
— Ужасно не иметь покоя даже в собственном доме, — пробормотал Леон, комкая письмо.
— Что случилось, друг мой! Я дрожу!
— Нечего пугаться… нет ничего особенно страшного… но это очень скучно!
— Ты не хочешь мне сказать, что написано в этом письме?
— Напротив… ты непременно должна это знать… письмо от моей тетки.
— От твоей тетки… от госпожи де Фиервиль? О, боже мой! Что она пишет?
— Я уже говорил тебе, милая Агата, что госпожа де Фиервиль — сестра моего отца, на которого она никогда не походила характером, будет против нашего брака, но меня это не беспокоит, потому что я женился для себя, а не для нее. Через несколько дней после нашей свадьбы я написал ей письмо, что вступил в брак с бедной девушкой, племянницей храброго воина, что жена моя прелестна и что я совершенно счастлив. Она не замедлила дать ответ. Она была в бешенстве. Прежде всего потому, что я осмелился жениться, не посоветовавшись с ней, тем более у нее была для меня великолепная партия. Потом за то, что я взял бедную девушку без роду и племени… племянницу какого-то солдата. Я передаю подлинные ее слова. Видимо, что она ездила разузнавать обо всем. Наконец, она объявила, что не хочет знать такую племянницу, которая не умеет держать себя в обществе, и запрещала мне с моей женой показываться ей на глаза.
— Ах, как мне жалко, что из-за меня ты поссорился со своими родными.
— Милая Агата, я не променяю тебя ни на кого. Нисколько не заботясь о гневе моей тетушки, я бросил тогда ее письмо в огонь и очень был рад, что не буду больше с ней видеться, по крайней мере, думал я, буду жить спокойно с моей женою. Но она одумалась… узнала, что мы здесь счастливы, что я не нуждаюсь в ее присутствии! Но вот что она пишет:
