— Это современные пирамиды, — сказала Анка, когда мы подошли к бункеру Гитлера.
— Эго больше, чем пирамиды, — сказал я. — Фараон воздвигал пирамиды, чтобы о нем память не угасла, а Гитлер это сооружал, чтобы броситься отсюда на целый мир. И из-за пирамид не погибло столько людей, сколько из-за этих нор.
Она покачала головой.
— Я, во всяком случае, предпочла бы осмотреть пирамиды, а не это…
Я рассердился.
— Скажите, какой снобизм! Именно сюда должны бы приезжать люди со всего света, если у них хоть немножко в котелке варит! Сюда надо совершать паломничества, особенно тем старикам, над которыми Гитлер измывался сколько влезет, им надо увидеть, в каком местечке готовилась для них смерть…
— Это уж ты слишком, миленький. Древняя история гораздо больше значит для мира, чем этот примитив. Нынче тебе любой инженерик такой бункер соорудит, а как воздвигали пирамиды и чем втаскивали камни на вершину, до этого еще никто не может додуматься. И климат там помягче, бр-р…
Она вздрогнула и прижалась ко мне. Я обнял ее узкие и сильные плечи, и мы медленно пошли дальше, но тут из кустов вылетел комар, большущий, как слепень, и жиганул Анку в щеку.
Она завопила и скорее достала зеркальце, чтобы выдавить комариный яд, потом долго смотрела на себя и строила всякие рожи, пока я не сказал:
— Хватит уж, и без того хороша.
— Хороша — этого для меня мало.
— По мне, — сказал я, — женщина даже и не должна быть особенно красивой. Лишь бы характер был хороший и прежде всего — специальность, это главное.
Она рассмеялась.
— О, дорогой мой! Мало же ты от жизни требуешь. Хорошенькая женщина со специальностью еле-еле добивается самостоятельности. А красивая женщина со специальностью делает карьеру.
— Ты хочешь быть красивой?
— Я хочу сделать карьеру.
— Зачем?
— Мама меня так научила.
— А мама сделала карьеру?
— В некотором смысле.
— В каком?
Она немного поколебалась.
— Она может себе многое позволить.
— Что именно? — настаивал я.
— Собственную квартиру, выезды за границу, меня воспитывать…
— А отец?
— Что, отец?
— Не помогает? Не работает?
— Нет. Отец не работает.
— Больной? — догадался я.
— Ну что ты! Он никогда не работал.
— Так что же он делает?
— Ничего не делает. Он артист.
— Артист? — удивился я. — А разве артисты ничего не делают?
Она махнула рукой.
— Какая это работа! Песенки сочиняет. О любви. Дурак.
— Дурак, потому что о любви?
— Да. И вообще. Он не живет с матерью.
— Тогда почему? Каждый имеет право не жить.
— А он ушел, — крикнула она, — потому что непременно хотел иметь детей, идиот! Понимаешь? А мать была в лагере, и там у нее все изнутри вынули, и она не могла иметь!
