и вместе с ней, дорогами отступления, он дошел до Франции. В лагере ей не повезло, она умерла, а он все ждал. Пришла другая женщина — они долго ехали и прибыли в Коломбский приют. Она дала ему конфет, потом исчезла. В Коломбе было хорошо: там кормили, было много мальчишек из Испании, они играли, ходили в школу, но он все ждал. Затем появилась tia Долорес, и он будто снова обрел мать. Дом у нее был красивый, на стенах обои в цветочках, на окнах кружевные занавески. Tia Долорес вкусно его кормила, покупала ему красивую одежду для школы, а когда он получил приз, она купила ему ролики (как жаль было их оставлять). Потом пришлось бежать. Сначала, пока они ехали на автомобиле друзей tia Долорес, все шло хорошо, но когда кончился бензин, они пересели на этот проклятый грузовик, который исчез вместе с их чемоданом. А потом шли пешком, и tia Долорес умерла; тогда он пошел за этим мужчиной, который так хорошо поступил с tia Долорес, закрыл ей глаза. К тому же он говорит по-испански, и у него такое доброе лицо. Теперь, если он позволит, Хосе с ним будет ждать...
— Дорога вон там, — говорит Хосе, взяв за руку Жильбера, который продолжает шагать по тропинке, забыв, куда идет. — Скажи, ты не против, чтоб я шел с тобой?
Жильбер не слушает, мысли его далеко, но он идет рядом с мальчиком. И вот он снова окунается в раздражающую дорожную сутолоку. Однако это уже не та сутолока: слышен лишь бесконечный топот ног, иногда проезжают автомобили, но нет ни криков, ни гула самолетов, никто никого не зовет. Мертвая тишина, толпа словно онемела, запыленные лица суровы, на некоторых видны следы слез.
— Так это правда? — спрашивает Жильбер. — Война кончилась?
— Да, кончилась, — говорит женщина, присевшая у края дороги, чтобы причесаться. Она медленно и устало проводит гребнем по своим длинным, слипшимся от пыли и грязи волосам. Не поднимая глаз на Жильбера, она повторяет: — Это конец, всему конец. Я слушала маршала Петэна, он сказал: «Я отдаю всего себя Франции». Какой нам толк от этого старикашки! И потом — ну что такое сейчас Франция?..
— А англичане? — спрашивает Жильбер.
— Они-то воюют, — говорит женщина. Она все еще пытается распутать свои волосы, потом скручивает их в узел, собирает лежащие на коленях шпильки и поднимает взгляд на Жильбера. — А-а? — говорит она. — Еще один солдат! — И горько усмехается. — Доблестная армия обращена в бегство. Мы победим, потому что мы самые сильные, не так ли? Англичане — те воюют... они постоят за себя. — Она встает, исполненная презрения, и уходит.
