— Хорошо, поднимайся.
Франсина с трудом встает, она хромает, деревянные подошвы башмаков изранили ей ноги. Жильбер гасит свет на кухне и следует за Франсиной по лестнице. Она цепляется за каждую перекладину перил, как выбившаяся из сил старуха. Но он не подает ей руки и не пытается поддержать ее. Он сопровождает ее на второй этаж и открывает для нее комнату, которую занимали Жорж и Матильда. Все в полном порядке. Жильбер включает свет и поднимает кретоновое покрывало. Кровати застланы. Он проверяет, висит ли халат в ванной.
— Ты знаешь, где находится белье, мыло, если тебе что-нибудь понадобится...
Франсина стоит неподвижно посреди комнаты. Она, как зачарованная, смотрит вокруг себя, но ни до чего не дотрагивается, не осмеливается ни сесть, ни опереться о мебель.
— Сначала мне надо вымыться, — говорит она.
Жильбер разжигает колонку и открывает краны ванны.
— Спасибо, Жиль, спасибо за все.
— Спокойной ночи, — прощается Жильбер.
Он закрывает дверь, спускается в свою комнату. И теперь вся усталость этого дня сломила его тело. Он ложится. Он думает о Хосе. Хосе любил его. И с какой нежностью! Дошедшей до преступления. «Моя бедная удачливая собачонка, ты должен был так хорошо охранять Матильду! Quiero la tia Mathilda más que mi madre. Как плохо понял ты свою задачу, мой бедный Хосе. Мы все потеряли Матильду». Жильбер закрывает глаза. Он снова видит Бастиду своего детства. Своих родителей, друзей, Жоржа и вспышки его гнева, Луи и всех студентов и среди них Матильду, которую они не сумели разглядеть и считали некрасивой, Франсину и многих других! Повсюду люди: в зале, в кабинете, на кухне, на которой хозяйничала Лиза и где не смолкал звонкий смех маленькой Алины. Люди на террасе, в аллеях, в сосновой роще, в полях. Повсюду шум голосов, повсюду смех. И вот теперь тишина, одиночество, эти ночи, слишком тихие, когда треск сучка, крик ночной птицы, дуновение ветра в саду вызывают тревогу. Жильбер вздыхает, он надеется успеть заснуть, пока перед ним снова не возникли живые, как изображение на экране, страшные видения, которые осаждают его в часы бодрствования.
«Руины, — думает Жильбер, — да, руины. Остались только разрушенные дома, стертые с лица земли города, опустошенные деревни, миллионы мертвых. Были мы, наша молодость, наши силы, наши надежды, жизнь, любовь».
Над собой Жильбер слышит шум текущей воды, сдвигаемой мебели, шаги, потом скрип кровати. И мысль о другом существе, которое дышит в этом большом пустом доме, приносит Жильберу некоторое облегчение.
