Матильда, вернувшаяся к своему варенью, как ни в чем не бывало просит:
— Хосе, будь добр, принеси с террасы корзинки с абрикосами, я их оставила там, и они могут испортиться на солнце.
Глотая слезы, Хосе убегает.
— Почему ты не сказала ему, что тебе не жаль этого стакана? — спрашивает Жильбер.
— Но он и сам это прекрасно знает!
— Пойми, Матильда, этот парень не проронил ни слезинки, когда рядом с ним была убита его tia Долорес. Ярость, да, мучительная ярость заставила его, подобно животному, топтать траву. Это парень жесткий — он не плакал и когда рассказывал мне о бомбардировке мадридского парка, о смерти своей матери, об изуродованных детях, валявшихся вокруг него, о расстрелянном отце, он только повторял: «Мне всегда везло». А сейчас он рыдает из-за разбитого стакана!
Матильда снимает таз с огня, с трудом приподнимает его и ставит на стол.
— Мой бедный Жильбер, не будь глупым. Не из-за стакана он плачет — он оплакивает все, что с ним произошло. Сейчас он счастлив: ему так хотелось остаться с тобой! Меня он любит, но тебя он обожает, ты его божество. Наконец-то он счастлив, он ничего больше не ждет, так оставь же его плакать над разбитым стаканом, дай ему возможность освободиться от накопившегося страдания. Вот такие мы все — точно покрыты панцирем, но никого нельзя назвать жестким.
— Ему действительно везет, — замечает Жильбер.
— Вот видишь, ты начинаешь говорить, как он.
Матильда смеется. Она опускает серебряную ложку в банку и большим половником начинает переливать в нее горячее варенье. По кухне распространяется приятный запах. Хосе входит в комнату, неся корзинки, полные абрикосов. Он опускает их на пол, вытирает лицо и, вздыхая, начинает подметать осколки разбитого стакана.
— Una сора tan bonita, tia Mathilda, qué lástima![8]
— No, chico, esta сора no vale nada[9].
Теперь Хосе, кажется, окончательно успокоился. Он ставит на стол кувшин с водой, хлеб и какое-то время стоит в нерешительности. Затем по лицу его пробегает тень. И он шепчет на ухо Жильберу:
— A el Claudico[10], что он скажет?
При Матильде Хосе никогда не осмеливается так выражаться, он всегда называет ее мужа «сеньор Хорхе» — по-испански. Но с Жильбером он не стесняется и употребляет это не очень-то уважительное прозвище. С первых же дней Хосе почувствовал антипатию к мэтру Фабру. Причина, без сомнения, в нескрываемом ужасе Жоржа перед аппетитом мальчика.
— Если этот мальчишка останется здесь надолго, он смолотит все наши продукты!
