Мужу изменяла? Да, изменяла — ну и что? А кто сегодня не изменяет? Он вот набрался ума и тоже изменил.
Вела себя по-хамски, вот в чем суть. Почти не пряталась, до Димки наверняка доходило. Варьку и то перестала сторожиться, сперва надеялась, ничего не поймет, потом — все поймет. Вот и доигралась. Забыла, как дети ревнуют. Дура. Сука… С другой стороны, кто сегодня не сука? Но ей-то от этого не легче…
Ладно, впредь будет умней. Если впредь ее ум понадобится…
Второй вопрос был: что делать? Тут вариантов виделось мало. Затевать обмен? Но что дадут за двухкомнатную? Однокомнатную и комнату в коммуналке? Она не студентка, чтобы в сорок лет собачиться с соседками на общей кухне и ждать принца, ее принцы давно просвистели мимо.
Нахально жить, как живет, а они пусть ломают головы? Так можно, в конце концов, не она ушла. Но хороша будет жизнь под презрительными взглядами Варьки. Девочка та еще, найдет как отыграться. Нет уж, с Варькой обострять нечего, и так почти потеряла дочь.
Собственно, оставалась одна возможность, именно так, что и подумалось с самого начала. Кооператив. Тот самый телефончик, что давний театральный приятель продиктовал ей для Димки. Записала для мужа, а пригодится самой. Если пригодится.
Кооператив — это, конечно, деньги. Они есть, но мало. Не для такой авантюры. Тут понадобится — ого-го! И, соответственно, возник третий вопрос: где взять? Впрочем, его Алевтина оставила на потом. Сперва надо выяснить реальность варианта.
Бывший коллега полысел, отрастил живот и выглядел старше нее лет на десять, что было приятно, но и слегка тревожило: а вдруг и она со стороны смотрится так же. Встретились они у телеграфа, Алевтина не сразу его узнала и с тем большей горячностью расцеловала в обе щеки, восстанавливая и как бы даже увеличивая былое не столь уж близкое приятельство.
— Ну, молодец, — восхитилась она, — вид просто директорский! Что ты, где ты?
Тот покраснел:
— Да, вот видишь… Свое оттанцевал.
— Но-но-но, не клевещи на себя! — возразила Алевтина с таким воодушевлением, будто и впрямь верила, что он, со своим животом и лысиной, еще выйдет на сцену в черном трико.
— Да нет, — сказал он виновато, — все. Как тогда порвал мышцу…
Это уже давало возможность посочувствовать.
— Что делать, — вздохнула Алевтина, — все мы…
— Не обобщай, — махнул рукой приятель, — ты как раз — вполне. Работаешь?
— Раза два в неделю выпускают.
— Где?
Она назвала свою экспериментальную лавочку.
— А что, нормально, — сказал он, — тоже театр.
