— За полгода я не написал ни строчки. Вообще ничего. Заседаю, по ящику треплюсь, интервью всякие. Но — ни единой строчки!
— А помнишь, когда мы познакомились, — сказала она, — ты как раз новую пьесу писал, через год она в шести странах пошла…
— Ну и что? — хмуро прервал он.
— А что говорил тогда, помнишь?
— А что я говорил?
— Да то же самое. Что не пишется, что бездарен, что пора профессию менять…
Брови его полезли вверх.
— Я так говорил?
— Ну конечно! Это твое обычное настроение. Пойми — обычное. Наверное, ты так себя готовишь к работе. У нас ведь каждый по-своему с ума сходит. Помнишь нашу приму? Народная, вся в медяшках. Так вот она, если не получалось, по щекам себя лупила и кофе лишала.
Мигунов с сомнением наморщился:
— Ты думаешь?
— А ты вспомни, — сказала она, — вспомни. Было такое время, чтобы ты себя хвалил?
Он задумчиво выпятил нижнюю губу:
— Черт его знает… Может, ты и права — просто период такой?
— Да, конечно! — подхватила Алевтина.
То ли от ее уверенного тона, то ли от водочки под мясо Мигунов немного успокоился. Алевтина стала мыть посуду, он ушел в комнату. Войдя, Алевтина увидела, что он лежит на кровати скинув ботинки и заложив руки за голову.
— Устал, — объяснил он, — даже не устал, а так, завертелся. Какое-то беличье колесо. Надо иногда выпадать. Вот сейчас выпал, и вроде ничего. Живу. Даже на человека похож… Такая, понимаешь, свистопляска — даже задуматься некогда.
— Может, поспать хочешь? — предложила она. — Давай постелю, ложись. Варька раньше двенадцати не придет.
— Поспать, может, не поспать, а просто… Она быстро разобрала постель, он скинул брюки и, не снимая рубашки, лег под одеяло, в той же позе, руки за головой. Потом сказал:
— Ложись рядом. Просто полежим, поговорим.
Алевтина забежала в ванную, сбросила тряпки и надела «парадную» комбинашку, слегка удивляясь собственной исполнительности. Словно и годы не прошли — он приказывал, она выполняла. Вовсе не потому, что от него сейчас так много зависело, — нет. Просто он был талантливый, сильный, состоявшийся мужик и его хозяйские интонации она воспринимала естественно, как когда-то в училище требования педагога, а в театре команды режиссера или балетмейстера.
— Просто полежим, — предупредил Мигунов, когда она подошла, но при этом махнул ладонью снизу вверх, и комбинашка, покорясь указанию, полетела в кресло. Зачем раздеваться, чтобы просто полежать, было не ясно, но спрашивать Алевтина не стала: он так хочет. Хозяин чертов!
