Джедеф снова улыбнулся:
— Думаешь, философствованиями тебе удастся убедить меня в том, что ты настоящий мужчина?
Нафа стал серьезен.
— Нужны другие доказательства? — ответил он. — Хорошо, тогда, наверное, тебе следует знать, что я собираюсь жениться.
— Это правда? — Джедеф был удивлен.
Нафа чуть не захлебнулся от смеха, когда сказал:
— Неужели я так плох, что ты не допускаешь мысли о моей женитьбе?
— Разумеется, нет, Нафа. — ответил Джедеф. — Но я помню, как отец сердился на тебя за то, что ты противник брачных уз.
Нафа положил ладонь на сердце.
— Я влюбился, Джедеф, — признался он. — Влюбился — и так внезапно.
Джедеф — весь внимание — с тревогой переспросил:
— Внезапно?
— Да. Я будто птица, парил в небе, пока стрела не пронзила мое сердце и я не упал.
— Когда это случилось и где?
— Джедеф, в разговоре о любви ты не должен спрашивать о месте и времени!
— Кто она?
Он ответил с почтением, словно произнося имя Изиды:
— Мана, дочь Камади из казначейства.
— И что ты собираешься делать?
— Я женюсь на ней.
Джедеф спросил, будто подумал вслух:
— Значит, так все и происходит?
— И даже быстрее, — сказал Нафа. — Стрела, куда же деваться птице?
Воистину, любовь была удивительной сущностью. Джедеф разбирался в искусстве, учениях древних мудрецов и владении оружием, но любовь оставалась для него загадкой. А как же иначе, ведь ей в одно мгновение удалось сразить его брата! Между тем молодой человек почувствовал, как внутри него разгорелось желание испытать нечто подобное, а душа улетела куда-то в дальние края.
— Счастливая судьба повелела, чтобы я преуспел в жизни как художник, и господин Фани пригласил меня украсить его приемную залу. Некоторые из моих картин оценили в десять золотых, хотя я отказался продать их. Взгляни-ка!
Джедеф повернул голову туда, куда указывал Нафа, и увидел миниатюрное изображение девушки-крестьянки на берегу Нила на фоне заката. Словно пробудившись от красоты этой картины, которая вернула его в реальность из страны грез, юноша медленно подошел к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. Нафа заметил его изумление и был очень доволен собою.
— Видишь, какие на этой картине цвета и тени? Ты только посмотри на Нил, на горизонт! — восклицал он.
— Просто попроси меня смотреть на крестьянку! — прошептал Джедеф.
Разглядывая свое произведение, Нафа сказал:
— Моя кисть увековечила течение Нила, в котором чувствуется великое достоинство и гордость.
Джедеф, не обращая внимания на слова Нафы, шептал:
