— Это ловушка. Ловушка для призраков. Ее туда поместила миссис Бетани. Думаю, они расставлены по всей школе. Она нас выслеживает и ловит.
«Но зачем? Чего она от нас хочет? Только из ненависти или тут что-то другое?»
Лукас нахмурился и притянул меня к себе:
— Господи Иисусе, больше не заходи сюда!
— Без браслета — ни за что, — пообещала я, посмотрев на украшение. — Хорошо, что ты догадался.
— Я подумал: что бы тебе ни угрожало, будет неплохо, если ты сумеешь дать сдачи.
Я провела рукой по его щеке:
— Ты меня услышал. Во сне.
— Да. — Лукас пальцами расчесал мне волосы. — А откуда ты узнала про этот кошмар? Уже пыталась попасть в мой сон раньше?
— Пыталась, но у меня ничего не получилось. Ты меня так и не увидел.
Лукас легко поцеловал меня в лоб:
— Мы будем над этим работать, и у нас обязательно получится.
— Хорошо.
До меня вдруг дошло, что он впервые после своего воскрешения из мертвых стал самим собой. То, что он сумел спасти меня, вернуло ему смысл существования. А еще я поняла, что он — это мой смысл существования.
Лукас, снова собранный и уверенный, рассматривал меня в тусклом лунном свете.
— Мы найдем все эти ловушки. А пока держись от них подальше. С тобой больше ничего не должно случиться, Бьянка. Никогда. Я ни за что этого не допущу.
— А я буду заботиться о тебе.
Я вспомнила, как испугалась за тех, кого люблю, когда ловушка засасывала меня внутрь. Да, я умерла, но сердце мое осталось живым. Ради Лукаса, ради всех тех, кого я люблю, ради любви, что не кончается со смертью, я должна найти себе место в этом мире. И если это означает, что я никогда не смогу целиком принадлежать миру живых или миру нежити, что ж, придется находиться между ними. В тени. Я уже знаю, как это делается, а потом, наверное, научусь еще лучше.
— Пусть это не та загробная жизнь, о которой говорят проповедники и которую рисуют художники, — с арфами, крылышками и пушистыми облачками. Но мне кажется, что присматривать за людьми, которых любишь, — очень неплохой способ провести вечность. Лукас крепко прижимал меня к себе, и я знала, что он чувствует то же самое.
«Нам все еще есть чем дорожить, — поняла я, — Есть за что бороться».
