— Вставай, тебя зовут к Загаеку.
— Кто зовет?
— Какой-то парень.
Яков сел. Он сразу понял, в чем тут дело. Загаек узнал, что Яков собирается удрать, и теперь ему конец. Стефан недавно говорил Ванде, что "с этим евреем покончат". Ну вот и пришло время, — сказал себе Яков. С тех пор, как его взяли в плен, он постоянно ждал этого. Он встал на подкашивающиеся ноги. На пороге нагнулся и набрал в горсть снегу, обтер им ладони, чтобы можно было произнести еврейское слово. "Да будет Твоя воля, чтобы смерть моя стала искуплением за все мои грехи!", — бормотал Яков. Это были слова исповеди, произносимые в древние времена теми, кого приговаривали к смертной казни. На миг ему пришло в голову попытаться удрать. Но каким образом? Он бос и раздет. — Нет, не убегу! — решил он. — Я грешил и заслужил кару. Во дворе его ждал холоп Загаека. Он не был вооружен. Он сказал Якову:
— Пошли! Господа ждут. Яков ощутил сухость в горле.
— Что за господа?
— А черт его знает!
— Ага, это меня будут судить, — подумал Яков.
Залаяла собака. На пороге появилась Бжикиха. Она стояла, низенькая, коренастая, с желтым лицом. В чуть раскосых глазках было нечто такое, что нельзя назвать ни сочувствием, ни местью. Была та немота, с которой скот воспринимает любое событие, не думая о сопротивлении. Бася встала рядом с матерью. Вот и собака умолкла, опустила хвост. Хорошо, что Ванды нет при этом, — подумал Яков, — пока она вернется, все уже, может быть, будет кончено… Он хотел произнести последнюю молитву "Шма Исраэль", но решил, что еще слишком рано. Он ее скажет, когда на шею ему накинут петлю. Стало холодно и тяжко в животе. У него вырвалась икота и вслед за ней отрыжка. Он стал бормотать третью главу из Псалмов. Но когда дошло до слов: "но Ты, Господи, щит передо мной, слава моя, и Ты возносишь голову мою", он запнулся. Было уже слишком поздно для упования… Яков кивнул Бжикихе и Басе, но они не ответили. Они стояли, как истуканы. Яков продолжал идти с парнем, удивляясь, что тот не вооружен и не связал ему даже руки. Яков шел, опустив голову, размеренно
шагая. Всему должен придти конец, — говорил он себе мысленно. Ему уже давно любопытно глянуть по ту сторону нашего бытия. Единственное, чего он сейчас желал — это как можно скорей перешагнуть через страдания смерти. Он приготовился славить Всевышнего, даже если станут заставлять хулить или отвергать Его.
Повыходили бабы, тупо провожая идущих взглядом. Собаки то лаяли, то миролюбиво виляли хвостами. Навстречу Якову попалась утка. — Переживешь меня! — утешил ее Яков. Он прощался с деревней в с целым светом. — Как бы только она не заболела с горя, — мелькнуло у него в голове. Он имел в виду Ванду. Не суждено ей придти к истине, — жалел он ее. Он поднял глаза, увидел небо. Оно было голубое, по-весеннему чистое, с единственным облачком, похожим на животное с одним рогом и с длинной шеей. Издали виднелись горы, через которые Яков когда-то мечтал бежать из плена. Значит, суждено мне быть с ними!… Он имел в виду родителей, жену, детей.
