Воспитание чувств | страница 50



Тай слегка встряхнул ее.

— Что, по-твоему, мне известно? Что ты неопытна? Что отвечаешь на поцелуй, как девственница?

Трейси показалось, что она не перенесет позора. Тай узнал ее страшную тайну или догадался и решил испытать ее. Охваченная мучительным чувством стыда, она восприняла его слова «как девственница» в смысле «как девственница, которая на самом деле таковой не является», будто Тай давал ей понять, что ее неопытность — жалкая уловка, на которой его не провести.

— Не смейся надо мной, — проговорила она, задыхаясь от слез. — Не каждая девственница становится женщиной по доброй воле.

— Трейси?!

Она уловила в его голосе удивление, потрясение, и все в ней замерло. Собственные слова звучали у нее в голове, — слова, выдавшие ее жуткую тайну с предельной ясностью, словно телеграмма.

— Трейси?

От мягкой хрипотцы в его голосе она почувствовала жжение в глазах. Она оттолкнула Тая в таком смятении, что не могла взглянуть ему в лицо.

— Оставь меня. Ты мне не нужен, я не давала повода... — Она встряхнула головой, стараясь придать своему голосу, звучавшему, как хрипловатый шепот, силу. — Мне ничего от тебя не надо... в этом отношении.

Трейси удалось вырваться из объятий Тая, и, не помня себя, она бросилась из его кабинета в свою комнату, чтобы побыть одной. Разумеется, в эту минуту ей и дела не было до таких жалких мелочей, как чувство собственного достоинства.


Не умея держать язык за зубами, она проболталась — и погубила себя. Сначала Трейси никак не могла взять в толк, с какой стати она открылась Таю. Злое, горькое признание вырвалось прежде, чем она успела одуматься.

К тому же, это было совсем не к месту. Она просто неправильно истолковала слова Тая и отреагировала па них с такой поспешностью, что теперь диву давалась при мысли об этом. Почти весь вечер Трейси просидела на краю ванны, стараясь побороть тоску.

Хотя она и не слишком распространялась, этих нескольких слов было предостаточно, чтобы Тай понял, что она имеет в виду. Она не девственница, но не по своей воле. Трейси внутренне содрогалась от слова «изнасилование» и даже в мыслях не позволяла себе употреблять его. Но теперь оно стучало у нее в голове подобно молоту.

Один из пьяных любовников матери застиг Трейси врасплох и овладел ею. Ее все еще ошеломляло то, с какой быстротой все произошло, и воспоминание об этом кошмаре все еще стояло перед глазами, приводило в смятение и отягощало душу. Но то, что случилось потом, только еще больше усугубило дело. Ни о каком возмездии и речи не было, не нашлось никого, кто бы мог отомстить за нее. Насильник поплатился так, что это унизило ее достоинство не меньше, чем само насилие.