А ведь Нафтали не хотел, чтобы его выбили из колеи в бухгалтерской конторе «Коэн и Левит». После того, как он спасся из лап нацистов в гетто, после того, как ночи и дни напролет скрывался в канализационных колодцах и каналах, блуждал в потемках, терял друзей, чуть ли не лишался рассудка, после того, как одиноко жил в лесу в качестве дозорного, только в Израиле Нафтали начал ощущать, как покой возвращается в его душу. В комнате, где толпились тени от сосен, в санатории, в Иерусалиме. Новые друзья по лесу привели его сюда, и он день за днем дышал этим чистейшим воздухом, который ощутил как возвращение жизни в миг, когда ему удалось приподнять крышку канализационного колодца на одной из улиц Варшавы. Но ночь за ночью он вновь и вновь видит перед собой друзей, умирающих от удушья в зловонных канализационных водах, и он встает на кончики пальцев ног, вытягивает вверх шею, силится крикнуть, но голос застревает в горле. И только утром — под шорох белых халатов врачей и мягкие шаги медсестер — он успокаивается. Когда он поправился, товарищи его из «Шорашим» хотели увезти его в их кибуц в качестве символа возрождения нашего народа, но он предпочел остаться в Иерусалиме. И они согласились с тем, что символ может остаться здесь — как некий дополнительный страж священного города.
Госпожа Альдоби уже была в курсе всех секретов его прошлого, когда впервые пригласила его попробовать питу с острой приправой «схуга», которую принесла из дому. Когда поставили свадебный шатер — «хупу», Нафтали замер, услышав глухое гудение неоновых ламп. Канализационные воды внезапно поднялись, угрожая прорвать пол. Он в испуге давил стакан ногой. Раз и еще раз. Тетки госпожи Альдоби от радости издали традиционное завывание. И Авраам Залкинд — тот самый Авраам Залкинд, который приехал из «Шорашим» засвидетельствовать перед раввином, что Нафтали холостяк — присоединил к ним свой голос.
Товарищи из «Шорашим» тоже не хотели отказываться от свадебного торжества. Залкинд пытался объяснить Нафтали, что лучше всего — как показал опыт диаспоры — назначить его на понедельник. Напрасно Нафтали пытался объяснить ему, что ни он, ни его будущая жена не в том возрасте, когда люди обычно женятся. Но товарищи заупрямились: кибуц не допустит, чтобы подобное событие прошло незамеченным. Как обычно по такому случаю, старожилов-основателей кибуца пригласили в комнату Калмана Ямита, вечного холостяка. Извлекли бутылки водки, селедку, соленые огурчики. «Ключник» притащил копченую колбасу из холодильного помещения, все умоляли госпожу Альдоби попробовать всего понемножку. Когда сердце Нафтали потеплело от водки, он внезапно сказал: «Когда мы спустились в канализацию, нас было четверо, поднялся же наверх я один». Кто-то толкнул его ногой и запел: «Не говори, что идешь в последний путь»
