Я все меньше и меньше понимаю нелепости, извергаемые этим хриплым голосом. А он между тем упорно продолжает мусолить, пережевывать одно и то же, как будто не в силах остановиться. Я готов поклясться, что этот прерывистый, грубый голос мне знаком. Особенно знакома эта лихорадочная спешка. Готов поклясться, что я уже слышал похожий голос — если не тот же самый. Та же скороговорка, те же интонации.
Он продолжает:
— И упаси вас Господь стыдиться одержанной победы, иначе дальнейшая ваша судьба будет столь же бесславна, как у земляного червя. За такую победу вы заплатите дороже, чем за поражение! Никогда не задавайтесь вопросом, не шулер ли вы, коли провидение вознамерится принять вашу сторону, коли у него появится такой каприз. Выше той ставки, какой вам придется рисковать, для человека не бывает. Но в этом и будет заключаться ваша добродетель. Один лишь камень невинен!
С меня довольно. Что-то задыхается во мне, бунтует часть моего существа, у которой нет мочи долее терпеть эти бредни.
Но он не унимается.
— Раз уж только злу под силу очистить мир от наносов эгоизма, безволия, низости, дадим ему все заполонить. Быть может, невинность грядет потом!
В этот миг он щелкает зажигалкой. Но не на уровне лица, как это можно было бы предположить, — нет, на уровне пояса, и одновременно с огоньком в другой его руке вспыхивает отточенное лезвие ножа.
— Зло, — выдыхает незнакомец.
Крохотное пламя зажигалки исчезает так же быстро, как и возникло. Так быстро, что я, ошарашенный, с пресекшимся дыханием, спрашиваю себя, не померещилось ли мне все это. Потому что зажигалка уже у меня в руке. А тот мерзавец… он исчез, сгинул бесследно. Нырнул в потемки и скрылся в них — бесшумно, по-воровски, как гепард.
Кончиками пальцев я притрагиваюсь к своему влажному лбу и дивлюсь проступившей на нем испарине. Ведь у меня ни на миг не возникало ощущения, что мне угрожает опасность. Он не желал мне никакого зла. Я не в силах этого объяснить, но я уверен в этом. Даже когда он потрясал ножом. Зло! Шут балаганный!
Стоя на прежнем месте, я провожаю взглядом далекую тень. Он ли это? Проворная, смертоносная, она словно в насмешку раскачивается. Она идет — скорее парит — по направлению к кварталу Бейлик, к старым кварталам. А если это и впрямь он?
Я возобновляю свой путь к центру.
Невыносимо душно.
Поворачиваю назад.
Марта говорит:
Он взял стул и устроился поодаль от нас. Хаким промолчал — пусть поступает как знает. Из его глаз струится ночь. Он обнимает нас одним взглядом. Он нас всех, не видя, обнимает одним взглядом. Но время от времени отворачивается, ища что-то другое.
