Лабан:
— Может быть, это совсем иное. Может, это другие люди, и прилетают они для других дел.
— Нет, этого не может быть. Потому что их интересует только одно: великая священная война, которую они ведут против демона и его присных.
Лабан не выпускает добычу. Чего он не умеет, так это ослаблять хватку.
— А что, если они ведут воину совсем иного рода и мы не знаем, что это за война и за что они воюют?
— Этого не может быть.
Только бы он не вздумал спрашивать у них, почему же тогда сами они больше не прибегают к их помощи; только бы не использовал их собственного положения в качестве лучшего подтверждения своим словам. Он на это вполне способен.
— Я тоже кое-что знаю, — говорит он.
— Что?.. Что ты знаешь? — спрашивает феллах.
Помедлив, Лабан отвечает:
— Ничего.
Я чувствую, как в темноте напряглось нечто странное, вроде взгляда.
— Нет, ты скажи, — говорит Бусадия, другой феллах.
Лабан хранит молчание. Но спустя какое-то время все же говорит:
— Я знаю, что кое-кто огненным столпом ринулся в мир, чтобы его очистить, избавить от сомнений. Я вижусь с ним, и мы разговариваем каждый день. От него ничто не укроется.
На сем разговор обрывается. Я понимаю, чтó он хотел сказать.
Эмар говорит:
Нечто дерзкое есть в том, как с рассветом разоблачается эта земля. Остальные еще спят. Так же дерзки и глаза Каримы, когда она идет кому-нибудь навстречу. Но феллахи уже при деле. Там и сям на плато ночь пооставляла пятна синевы. Свежесть продолжает омывать эти высоты, вдали и в вышине рассекаемые крылами птиц, которых словно магнитом притягивает невидимое еще солнце, и их отчаянными криками. Дольше улежать я не смог. Такая же бесшабашность и у Каримы.
Несколько феллахов покидают деревню. Они удаляются вслед за своим ослом и очень быстро исчезают в облачке пыли. Оно колышется в воздухе еще и после того, как вереница скрылась за кромкой плато.
Это мгновение — из тех, в какие прячется детство.
Подходят собаки. Окружают меня и останавливаются. Дальше их фамильярность не простирается, а я их не подманиваю. Я стараюсь смотреть на горные складки вдалеке. Эти звери не из тех, кого хотелось бы подманить. Тянутся одна за другой длинные, неповоротливые, голые серые вершины, выгибают горбы навстречу непрестанному дрожанию воздуха, иногда распластываются, чтобы затем тотчас же выпустить черные когти.
В сопровождении троих феллахов приближается Маджар. Едва оказавшись рядом, он берет меня под руку.
— Ну что, можно начинать? Время подходящее?
