Эдди выключила машинку для отпаривания обоев и убрала с лица прядь волос. Теперь обои должны легко сниматься.
— Сделаем перерыв и выпьем лимонада! — громко объявил Эд, появляясь в дверях с двумя большими стаканами.
Эдди осторожно переступила через провод и разостланные на полу листы бумаги и в один момент осушила стакан.
— А где же твои помощники?
— Ушли в университет на важную встречу.
— Разве Хлоя тоже преподает?
— Нет, присутствует на обеде для жен преподавателей.
Эд понимающе кивнул.
— Сегодня так жарко! Зачем ты занялась обоями? — спросил он, делая последний глоток.
Теплый июнь сменился знойным июлем, пожалуй, рекордно жарким в истории штата Огайо. Дождь стал забытым воспоминанием далекой весны. Сочно-зеленая трава пожухла без воды и превратилась в желто-коричневую.
— Мне осталось немного: последняя стена. — Эдди вытерла пот со лба. — Хочу поскорее закончить с обоями и заняться полом.
— Работать при тридцатипятиградусной жаре, да еще без кондиционера, — это невозможно. — Эд с трудом оторвал взгляд от ее коротенькой маечки и приложил ко лбу холодный стакан с кусочками льда. Он чувствовал, что теряет самообладание.
— Хоть бы ветерок поднялся. — Голос Эдвины звучал устало.
Она поискала глазами рабочий нож для бумаги и увидела его возле ног Эда. Вместе они продолжили работу.
Каждый раз, когда Эдди вставала на цыпочки, чтобы сорвать очередную полоску обоев, Эдисон подсматривал, как обнажается ее тело. Они работали в полной тишине еще несколько минут, пока со старыми обоями не было покончено. Эд сделал глубокий вдох. Только гений мог создать эти прелестные женские маечки. Тонкая эластичная ткань была лишь слабой защитой, не скрывающей прелести молодого тела, роскошной груди с торчащими сосками.
Эдди подвергла стены придирчивому осмотру и куском наждачной бумаги принялась зачищать неровную поверхность. Эд видел, как ее грудь колыхалась с каждым движением руки. Искушение видеть это было настоящей мукой для человека, делившего с ней комнату, но не постель.
— Не женская это работа. Слишком тяжело, — произнес он, отбирая наждачную бумагу. — Лучше я.
Он прошелся по каждому неровному месту, предаваясь этому занятию со всей серьезностью, будто это была его собственная жизнь, которую он хотел сделать ровной и гладкой.
Эдвина наклонилась, чтобы собрать груду разбросанных обрывков бумаги. Эд почувствовал, как напряглась его плоть, наполнилась острым желанием. Он заставил себя закрыть глаза и представить белые снега Аляски. Однако это не помогло.
