— Черт знает что творит… — пробормотала миссис Причард. Спектакль-кончился. Она вытерла руки о фартук и собралась вернуться в замок.
— Что же он творит? — спросила ее Виктория, обратившая внимание на столь не присущее домоправительнице затравленное выражение лица.
Она не могла понять, в чем дело: то ли слова Сина Майкла просто нанесли урон авторитету миссис Мэджин, будучи произнесены в присутствии других, то ли за ними крылся иной, более глубокий смысл.
— Об этом лучше помалкивать, — ответила миссис Причард, доверительно сжимая руку Виктории. — «Кто умножает познания, умножает скорбь».
После ухода поварихи во дворе остался лишь Чен, вдумчиво протиравший зеркало водителя.
Виктория засунула руки в карманы и направилась к нему.
— Здесь, я вижу, не соскучишься, — заметила она.
— Все зависит от того, что понимать под скукой, — ответил он, даже не взглянув на Викторию.
— А как бы вы определили это понятие? — спросила она, заинтригованная молодым азиатом, который держался обособленно от остальных слуг.
В то время как обрывки услышанных разговоров и наблюдение за постоянными обитателями замка уже стали складываться в сознании Виктории в красочную картину с участием всех домочадцев, Чен оставался для нее загадкой. И он настойчиво старался сохранять дистанцию между собой и кем бы то ни было.
— Определения, — философски протянул Чен, — имеют значение только в том случае, если оправдывают существование человека, их дающего.
— Это Конфуций?
— Нет, Чен, — сказал шофер.
Виктория, скрестив руки на груди, наблюдала за его работой.
— Какой же вывод сделает мудрец Чен из того, что здесь произошло? — Она была уверена, что его миндалевидные глаза не пропустили ни одной детали. Но поделится ли он своими наблюдениями, оставалось под вопросом.
— Вы имеете в виду выстрел? — спросил Чен.
Его откровенная реакция укрепила надежду Виктории на то, что ей удалось при помощи своего обаяния совершить важный прорыв в общении с ним.
— Вы действительно думаете, что там была крыса? — спросила она, стремясь услышать его версию события.
Продолжая методично протирать зеркала заднего обзора, он перешел на ту сторону лимузина, где было место пассажира.
— Судьба крысы меня не касается, — отрывисто ответил он. — Да и не должна касаться.
Мистер Равнодушие — окрестила Чена Виктория, полагая, что его столь же мало взволновала бы и судьба людей-собратьев. Было ясно, однако, одно: культурное неравенство между Ченом и остальной обслугой развело их по разным полюсам. Так или иначе, но необщительный по природе шофер составлял уголок прежней жизни Хантера, жизни, как она сформулировала, «до рождества Замка». То, что Чен предпочел остаться слугой О'Хари даже после наплыва ирландцев и ухода прежних сотрудников, со всей определенностью говорило о его преданности, независимости и уверенности в себе.
