Бэй отхлебнул чаю.
— Значит, я все-таки немножко нравлюсь тебе.
Шарлотта почувствовала, как щекам стало жарко.
— Что я чувствую или не чувствую, не имеет значения.
— Шарли, чувства — это все. Жизнь коротка, знаешь ли. Если ты не знала этого до встречи со мной, то с тех пор-то должна была убедиться. Такая женщина, как ты, не должна всю оставшуюся жизнь прозябать в глуши. Это… это грех.
— Я не Дебора!
Бэй поставил свою чашку и наклонился вперед. Он выглядел подозрительно серьезным, черные глаза пылали.
— Разумеется, нет. Ты лучше. Полная жизни и неподдельной страсти. Дебора — сплошь сверкающая поверхность, ты же светишься изнутри, Шарли. Я дурак, что не заметил разницу раньше.
Он помолчал, давая ей время осмыслить комплимент. Он и вправду мастер убеждения. Если тебя не очарует его внешность, то голос убаюкает и уговорит на что угодно.
— Если ты так решительно настроена похоронить себя в Малых Задворках, — продолжал он, — то какой тебе будет вред от того, что ты проведешь три месяца со мной в имении? Считай это своей лебединой песней. Прощанием с той женщиной, которая, как мы оба знаем, живет в тебе. Я буду баловать тебя так, как ты того заслуживаешь. Тебе ни о чем не придется беспокоиться. А потом возвращайся и твори добро с помощью моих денег. Надевай мое ожерелье под свою наглухо застегнутую ночную рубашку, где его никто никогда не увидит.
Шарлотта с трудом подавила дрожь. Она чувствовала себя змеей, извивающейся под гипнотическую музыку заклинателя. Ей следовало бы придумать какой-то находчивый ответ, что-нибудь резкое и обескураживающее, чтобы он залпом проглотил свой чай и ушел навсегда. Но вместо того, чтобы укусить Бэя, она откусила сандвич, сражаясь с подступившим к горлу комом.
— Я говорил со своим банкиром. Согласишься ты поехать в Дорсет или нет, на твое имя будет переведена значительная сумма. Тебе удалось заставить меня раскаиваться, а я из тех людей, которые редко в чем-то раскаиваются или о чем-то жалеют, Шарли. Но я неподобающе обращался с тобой, навлек на тебя всяческие беды и хочу успокоить свою совесть.
Итак, он в любом случае предлагает целое состояние. С ней и в самом деле неподобающе обращались с того самого момента, как она проснулась в его объятиях. Ее лишили свободы, хотя это было более чем приятное заключение. И ее до смерти напугала его сумасшедшая жена. Но снова оказаться в его объятиях было бы совсем не трудно.
О нет, напротив.
У нее в жизни было так мало любви, хотя вряд ли Роберт по-настоящему любил ее. Да и Бэй тоже. Они оба любили ее тело. Она все еще достаточно молода, чтобы испытывать желание, несмотря на годы вынужденной непорочности. Сможет ли она прожить следующие тридцать лет, не пожелав еще хотя бы одной ночи с Бэем?
