— Это ты?
Она ждала его в прихожей. В темноте виднелось только ее белое платье, но он понял, что она протягивает к нему руки. Он сжал ее в объятиях. Ему хотелось упасть перед ней на колени. Она потянула его к лестнице и, прижавшись к нему, тяжело дышала, охваченная желанием. Окно было широко распахнуто в лиловую ночь… Внезапный свет фар полоснул по их лицам. Они разжали объятия, спрятались и начали раздеваться, разбрасывая одежду вокруг как попало. Он на ощупь нашел ее, еще успел с грустью сказать себе: вот оно, счастье, — и провалился в бездну.
— О чем ты думаешь? — спросила она потом, когда он уже лежал рядом с открытыми глазами.
— Я не думаю… — прошептал он, — у меня еще есть время…
Он лгал. Его взгляд следил за голубой машиной, едущей по направлению к Парижу. Еще две ночи. А потом снова придется хитрить. Он вздохнул и погладил Еву.
— У меня еще есть время подумать!
Ева нащупала руку Лепра.
— Жан… ты что грустишь?
Она зажгла ночник, и, как всегда в эти минуты, облокотившись, посмотрела на Жана.
— У, зверюга ты мой!
Она провела рукой по его лбу, и он замер, освобожденный от своей муки, от самого себя этой нежной лаской.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Надолго ли!
Они говорили тихо, с паузами. В их любви не было горячечной страсти, бросавшей их в постель. Их объятия были своего рода ритуалом, предвестником транса, который рушил границы между ними. Потом им казалось, что они плавают в одной субстанции, в какой-то небесной взвеси, где формируются мысли, принадлежащие им обоим, но, тем не менее, чуждые им. И слова, которые они произносили, уже не могли их задеть. Они теряли чувство индивидуальности, становились просто мужчиной и женщиной, слитными и противостоящими друг другу. Это было наивысшее счастье, самое восхитительное и самое чудовищное.
— В сущности, ты куртизанка.
Ева кивнула, не открывая глаз.
— Да, я не прочь ею стать, служанкой любви.
Он слушал ее с каким-то мучительным восторгом. Каждое ее слово взрывалось в нем острой болью, которая была сродни счастью.
— Куртизанка, — сказал он, — та же проститутка.
Он любил наблюдать за ней, когда она думала. Она смотрела куда-то поверх его головы, вдаль, очень серьезно, ибо серьезна она была всегда, даже когда шутила.
— Ты в этом никогда ничего не поймешь. Во-первых, куртизанка не берет денег.
Она повернулась на спину, притянула его руку к себе на грудь.
— Послушай. Я хотела быть свободной женщиной, жить, как мне заблагорассудится, как мужчина.
