Завывания уже далеко, но сон пропал.
— Что они кричат?
— Кричат, чтоб все давали дорогу. Когда идет начальник, надо уходить или, пригнувшись, давать дорогу, проходить не смотря.
Начальник едет в громадных китайских очках. При встрече с ним все остальные должны снимать свои очки. При встрече и поклонах друг с другом они тоже обязательно снимаются.
Напились чаю, я сел за работу, все наши отправляются посмотреть город, кроме Бибика.
— Что там еще смотреть? У нас в Томской губернии…
Он не договаривает, что у них там, в Томской губернии. Да что и договаривать, когда всё и без того ясно: Бибик ложится спать поэтому и спит весь день.
К двум часам приходит обоз, мы одеваемся и идем к кунжу. Его чиновник ждал нас и теперь ведет к своему шефу. За нами идут дети, корейцы, выглядывают корейки. Одни стыдливо, другие уверенно. Одна стоит с большими глазами, с совершенно белым, здоровым лицом, красивая даже с нашей точки зрения. У нее в глазах уверенность и некоторое даже презрение, пренебрежение.
— Веселая вдова, — говорю я П. Н.
П. Н. осведомляется, и оказывается, что веселая вдова попросту проститутка.
— Как вы догадались? Она была у прежнего кунжу фавориткой, а этот новых набрал, эта недовольна.
— Откуда набираются проститутки?
С тем же вопросом П. Н. обращается к толпе корейцев, долгий разговор, поправки и затем перевод П. Н.
— Проститутки набираются со всех сословий…
— Я читал, что собственно танцовщицы поставляются исключительно сословием городским — среднее нечто между крестьянами и дворянами.
П. Н. перебрасывает вопрос в толпу, и энергичный крик в ответ:
— Это неверно. Вот как это бывает в каждой семье. В три года предсказатель, по-вашему шаман, по-корейски тонн, определяет будущность девушек. Бывает так, что девушке назначено умереть, а проституткой она остается живой, такую и назначают… Только это последнее дело…
П. Н. делает соответственную гримасу. Он переводит свою мысль толпе, толпа делает такие же гримасы, сочувственно кричит и отплевывается.
— Вот еще проститутка.
Тоже белолицая женщина, рыхлая, с неприятным лицом, стоит и мирно разговаривает с толпой.
Но с ней разговаривают, и пренебрежения к ней не видно.
Я сообщаю это П. Н.
— Ну, конечно, — говорит он, — тоже человек, чем она виновата.
Мы проходим через целый ряд памятников кунжу, прежних пусаев, и подходим к дому с затейливыми, на китайский образец, черепичными крышами. Деревянная арка, на ней громадный барабан, в который бьют вечернюю зорю.
