Майкл проклинал каждую из крошечных, обшитых шелком пуговиц на ее платье, пока его загрубевшие, покрытые шрамами пальцы добрались до непрактичных кружевных лент ее сорочки. Сдвинув в сторону легкую ткань, он затаил дыхание, когда перед ним предстала совершенной формы обнаженная грудь.
У нее была совершенно гладкая белая кожа, и Майкл замялся, боясь, как бы чего не испортить. Розовый шелк струился вокруг розовых бутонов сосков, и он с трудом проглотил слюну, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы спустить вниз корсет и сорочку.
Эта деталь одежды оказалась сложным переплетением пластинок из китового уса и кружев и не шла, ни в какое сравнение с тем, с чем он сталкивался у строгих женщин по ту сторону океана. Майкл раздраженно фыркнул и достал из сумки складной нож. С помощью нескольких ловких движений он разрезал пропитанные кровью слои одежды и распахнул хитрую штуковину и сорочку под ней. Из глубокой раны под грудью потекла кровь, и женщина застонала. Майкл прижал к ране шаль. Ну что ж, по крайней мере, этот туго затянутый корсет помог остановить кровь. Рана была не смертельной, но ее надо будет зашивать.
Придется ему возвращать ее из этого обессиленного состояния, в которое она впала, потому что ей и так придется быть на грани смерти, чтобы не чувствовать уколов иглы, когда он станет зашивать рану.
Зажимая рану одной рукой, другой Майкл потянулся к сумке, чтобы достать небольшой набор инструментов. Он накрыл ее грудь еще одной шалью и погладил по волосам.
— Эй, Синеглазка, очнись. — Неудивительно, что никакой реакции не последовало. Если она не проснулась, когда он разрезал ей корсет… — Просыпайтесь, дорогая. — Майкл потряс ее за плечи, и она резко вздохнула. — Ну вот.
Вам надо просыпаться, — снова потряс он ее.
Грейс немного приоткрыла глаза.
— Вот и хорошо. Вам нечего бояться. Вы в безопасности. Мы добрались до места, но необходимо осмотреть вашу рану.
Она закрыла глаза.
Майкл вздохнул, потом заметил отблеск фляжки в складках ее бархатного плаща. Он открыл крышку и влил немного содержимого ей между губ, проклиная себя за то, что некогда поклялся никогда и капли в рот не брать.
Грейс отчаянно закашлялась и попыталась встать.
— Вот и хорошо, только садиться не надо.
От глотка бренди у Грейс перехватило горло, а на глазах выступили слезы. Но теперь она, по крайней мере, могла дышать без затруднения. С каждой секундой боль становилась слабее. Грейс опустила глаза и поняла, что раздета.
