Во всем этом, однако, не было нашей вины. До четырех часов мы ни разу не имели случая выстрелить. Нам не везло, дичь оказывалась вне пределов досягаемости.
— Мой дорогой друг, — сказал мне тогда капитан Худ, — решительно ничего не получается! Когда мы уезжали из Калькутты, я обещал вам отличную охоту, а какая-то незадача, упорный, неотвязный рок, в котором я ничего не могу понять, мешает мне сдержать обещание.
— Ничего, капитан, — ответил я, — не надо отчаиваться. Если я и испытываю какое-либо огорчение, то гораздо меньше из-за себя, чем из-за вас… Мы вознаградим себя за все в горах Непала!
— Да, — сказал капитан Худ, — там, на первых отрогах Гималаев, условия будут лучше. Видите ли, Моклер, я держу пари, что наш поезд со всеми его атрибутами, с шумом пара и особенно с гигантским слоном отпугивает этих проклятых зверей даже больше, чем железнодорожный поезд, и так и будет, пока он двигается. На отдыхе, надо надеяться, нам больше повезет. Правда! Этот леопард был просто ненормальный! Наверно, он умирал с голоду, если бросился на нашего Стального Гиганта, и просто заслуживал того, чтобы его убили хорошей пулей нормального калибра! Чертов Фокс! Никогда не забуду, что он наделал! Который теперь час?
— Около пяти часов.
— Уже пять часов, а мы не смогли истратить ни одного патрона.
— Нас ждут не раньше семи. Может быть, до того…
— Нет! Удача против нас! — воскликнул капитан Худ. — И видите ли, удача — это половина успеха.
— Упорство тоже, — ответил я. — Ну что ж, условимся, капитан, что мы не вернемся с пустыми руками! Это вам подходит?
— Еще бы не подходило! — воскликнул капитан Худ. — Смерть тому, кто отступит!
— Решено!
— Видите ли, Моклер, я уж лучше принесу лесную мышь или белку, чем вернусь с пустыми руками.
Капитан Худ, Гуми и я были в том расположении духа, когда правила игры соблюдаются честно. Охота продолжалась с упорством, достойным лучшего применения, но казалось, что даже самые безобидные птицы догадались о наших враждебных намерениях. Невозможно было приблизиться ни к одной из них.
Так мы и шли среди рисовых полей, то с одной стороны дороги, то с другой, то возвращались назад, чтобы не слишком удаляться от лагеря. Тщетный труд. В половине седьмого вечера патроны наших ружей оставались на месте. Так же успешно мы могли бы прогуливаться с тросточками в руках. С тем же результатом.
Я смотрел на капитана Худа. Он шел стиснув зубы. Глубокая складка на лбу между бровей предвещала вспышку глухого гнева. Сквозь сжатые губы он бормотал невесть какие пустые угрозы в адрес любого живого существа, в перьях или в шерсти, ни одно из которых не появлялось на этой равнине. Он явно готов был разрядить свое ружье во что попало — дерево или куст — и чисто охотничьим способом дать выход своей ярости. Его ружье жгло ему пальцы. Это было видно. Он держал его в руке, перебрасывал на спину, вешал через плечо, как бы машинально.
