Сова закончила свой рассказ и отвернулась, молчаливо наблюдая лик госпожи Луны.
— Вот как. Теперь я понял, как всё было. Как я вижу, вам повезло, и вас покрасили в числе первых. Так детально, хорошо вас покрасили, — так я говорил, поднимаясь и прощаясь с совой, спрятавшейся от ртутного, тяжёлого света госпожи Луны в тёмной тени деревьев.
КРАСНОГОЛОВЫЙ ЖУРАВЛЬ И ХРИЗАНТЕМЫ
На самой вершине фруктового холма росли две жёлтые хризантемы,[3] ростом высокие, почти с подсолнух, и красная хризантема, ростом даже выше, чем две её подруги. Эта красная хризантема хотела стать королевой всех цветов. Что бы ни случилось — пронесётся ли мимо южный ветер, осыпая цветы и деревья большими каплями дождя, или, оборвав с маленького каштанового дерева, растущего на холме, зелёные колючие плоды и маленькие ветки, зло и громко смеясь, бросит их вниз, — наша бравая троица стоит спокойно, слегка склонив друг к другу головы, и только красивее становится.
Сегодня, впервые в этом году, прилетел господин Матасабуро — северный ветер. Подул в свою свирель в голубое небо, потрепал торопливо листья тополя Сиболди,[4] растущего у подножия холма, сорвал и бросил на землю груши, растущие во фруктовом саду. А три хризантемы, видевшие это, лишь слегка усмехнулись. Одна жёлтая хризантема, обратив к бледно-голубому южному небосклону своё сердце, задумчиво обронила:
— Госпожа Солнце, похоже, сыплет сегодня кобальтовую стеклянную пудру несколько больше обычного.
С любовью глядя на подругу, сказала вторая жёлтая хризантема:
— Ты сегодня выглядишь несколько бледнее, чем обычно. Наверняка и я выгляжу так же.
— Да, похоже, что это так, — отвечала ей первая и, обращаясь к красной хризантеме, продолжала:
— А ты сегодня выглядишь просто великолепно. Мне кажется, что ты сегодня запылала, как огонь.
Красная хризантема подняла своё личико к голубому небу и, сверкая в солнечных лучах, смеясь, отвечала:
— Но для меня этого слишком мало. Жизнь была бы для меня совершенно невыносима, если бы не моя вера в то, что я своим светом смогу заставить небо пылать огнём. Ах, как меня это всё раздражает.
Но вот, наконец, солнце зашло, закатилось бледное небо цвета цитрина,[5] чётко проступили контуры звёзд, и небосвод стал подобен тёмно-синему омуту.
Послышалось пение: «Пи-то-ри-ри. Пи-то-ри-ри». И, освещённая сиянием звёзд, пронеслась внизу тень красноголового журавля.[6]
— Эй, журавль, послушайте, ведь я правда красивая? — обратилась к нему красная хризантема.
