Что ж ты молчишь! – всплеснула руками Оля. – Ах, да… Ну, написала бы!… Ой, и ладони ободраны! К врачу, к врачу!
И, схватив Машу за рукав, добрая великанша потянула ее из кельи.
Распотрошенная коробка лежала под одеялом. Оставлять ее так было нельзя. Маша вырвалась и написала: «Помоюсь, переоденусь, тогда. Ты в какой комнате?»
В сорок второй, этажом ниже, – ответила Оля. – Смотри, я жду!
И она ушла, наклонившись в дверном проеме. Ну и длинная!
Как только на лестнице стихли шаги великанши, Маша бросилась заглядывать в кельи. Тетрадку и ручку она вернула на место, оставив себе вырванный листок. В случае чего можно будет объяснить про сотрясение мозга: мол, говорить не могу, ищу, чем писать.
Коридор был похож на вагонный: сплошные двери, только не с одной стороны, а с двух. Заглянув в келью напротив, Маша обнаружила, что там нет окна. Вместо него был наклеен кусок фотообоев с березками. И в соседней келье то же самое. Дальше и проверять не стоило: ясно, что все кельи по одну сторону коридора без окон и что никто в них не поселится, пока есть свободные с окнами на море.
Куда она попала, в конце-то концов?! Причал этот гигантский, странный дом без окон. Или не дом? Вчера подходили к нему в темноте, у Маши слипались глаза и коленки тряслись от усталости. Запомнился транспарант над входом: «ВОТ Я И ДОМА». А так подъезд как подъезд. Без лифта. Лестница показалась узковатой… Надо выйти и посмотреть на дом со стороны.
Маша заглянула в другую келью, в третью… Вот оно! Фотоаппарат, и не «мыльница», а допотопный «Киев». С ним будет легче: перемотка пленки ручная. Спрятав фотоаппарат под плащом, она побежала к себе.
На счетчике было всего пять кадров – пленку только начали. Маша перемотала ее назад, вынула кассету и сравнила высунутый язычок пленки с засвеченным кусочком из коробки с конфетами. Эмульсия тут и там одного оттенка, отлично! Оставалось отрезать кусочек пленки и положить в коробку – разумеется, все в темноте. А отрезать нужно от конца, чтобы хозяйка фотоаппарата ничего не заметила. У нее просто станет на полкадра меньше, а кто их считает с такой точностью…
Маша залезла под одеяло, вскрыла кассету, размотала пленку… и вспомнила, что дверь открыта. Надо было заткнуть в щель «Краснодарские авиалинии», а то заглянет кто-нибудь. Между лопатками скользнула капля пота. Душно под одеялом. И страшно. Они доброжелательные, дети преподобного Сана. Любой может зайти, как Оля, чтобы узнать, не нужно ли чего новенькой. Увидит, что новенькая сидит, как чучело, под одеялом и занимается непонятно чем. Спросит. А отвечать нельзя, у Маши же «сотрясение». Хороша будет картинка, когда кто-нибудь (может быть, хозяйка фотоаппарата) сдернет одеяло…
