— Ой, нет! Что вы, что вы! — брезгливо поморщилась Марина Федотовна. — Извините, но мы стоим на другой точке зрения… Это непедагогично! Мы воспитываем детей на положительных примерах. Преступление всегда вызывает нездоровое любопытство. Мы постараемся, чтобы наши школьники вообще не узнали, что в их среде находились преступники.
Константин Семенович взглянул в выпуклые глаза директора и понял, что разговаривать с ней бесполезно.
Татьяна Михайловна сидела за письменным столом мужа. В комнате был полумрак. Настольная лампа бросала широкий светлый круг, захватывая кипу школьных тетрадей, кучу газетных вырезок, сдвинутых на край стола, и разложенные учебники, над которыми склонилась голова дочери.
— Мама, а что такое «поддыхало»? — неожиданно спросила девочка.
— Как ты сказала?
— Поддыхало! Мальчишки у нас всё время говорят: ка-ак дам в поддыхало!
— А-а… Это, наверно, солнечное сплетение. Оно помещается вот здесь, под ложечкой, — разъяснила Татьяна Михайловна, нащупав пальцами «поддыхало» у дочери. — Не отвлекайся, Лялька. Ты мне мешаешь.
На кухне гремела посудой Арина Тимофеевна. Над головой кто-то беспрестанно заводил «Голубку». За окном шумели проезжавшие мимо автомобили, но все эти звуки не мешали работать сосредоточенно. Трудно проверить за вечер сорок семь ученических тетрадей, но Татьяна Михайловна уже привыкла к этому. Натренированные глаза быстро бежали по строчкам диктанта, спотыкаясь на ошибках. Красным карандашом она почти автоматически исправляла а на о, в на г, вписывала пропущенные буквы, дописывала слова и, наконец, ставила отметку. Фамилии детей на обложках тетрадей она могла не читать. Стоило ей раскрыть исписанную страничку, как она не только узнавала имя и фамилию девочки или мальчика, но и мысленно видела их глаза, пухлые губы, косички, челочки…
Звонок в прихожей сорвал Олю с места.
— Папа пришел! — Подпрыгивая на одной ноге, она побежала открывать дверь.
Пока Константин Семенович раздевался, девочка умчалась в кухню и там развернула бурную деятельность:
— Бабушка, папа пришел! Скорей, скорей… Он устал, наверно. Я сама зажгу… Ну пусти, бабушка!
Кормить вернувшегося с работы отца было на ее обязанности, и девочка очень ревностно относилась к этому делу.
Константин Семенович вошел в комнату и некоторое время смотрел на освещенную голову жены.
— Ты знаешь, Танюша… У какого-то советского поэта есть лирические стихи. Описывает он ночь в деревне. Тишина. Звезды. Все спят, и только в одном окне горит огонек. Там учительница правит детские тетради. Какая умилительная картина!
